Глава 4: Узел любовника(by Rumpelstiltskin)

В   этих краях продают чистый спирт, который лучше бы использовать для дезинфекции ран или растопки камина. Румпельштильцхен уселся за стол подальше от очага, в самый темный угол, который только смог найти, и приказал хозяйке следить за тем, чтобы его кружка не была пустой, если она не хочет проблем в своей таверне. Эта угроза была подкреплена пригоршней золота, светловолосая веснусчатая деваха была достаточно жадной до золота, чтобы  снова и снова возвращаться к его столу, наполняя кружку, стараясь приветливо улыбаться ему, и даже принесла небольшую свечку, когда заметила, что он набивает  трубку.

Алкоголь почти никак не влияет на трезвость Румпельштильцхена, но, по крайней мере, жжение в горле и животе отвлекает мысли от того, что ожидает его наверху.  Через некоторое время он достает флягу и выливает  ее содержимое в свою кружку, смешивая с пивом. Эффект значительно улучшается, наконец, притупляя его сознание, а с ним и нежелательные мысли и воспоминания об украденной невинности и деградации, которую принесло его проклятье. Он не находил ничего приятного в плачущих девушках, пассивно  подчиняющихся воли Темного. Он не находил их лица красивыми, но его жена была прекрасна. Когда она откажет ему сегодня вечером, он все равно будет уважать ее как свою жену, и даст понять Белль, что ей нечего бояться.

Только не ЭТОГО.

Она носит свой страх, как броню, которая при этом не делает ее слабой. Она горда, но в ней живет не та гордость, что происходит от благородного рожденья или невежественного высокомерия. Не та гордость, которая так бесит Румпельштильцхена, и которую он стремится растоптать в прах при первой же возможности. Дочь сэра Мориса обладает совсем другим видом гордости и благородства, которые не имеют ничего общего с высоким происхождением. И она выполнит свою часть сделки без жалоб и слез, если ее монстроподобный муж будет настаивать на этом. Румпельштильцхен не сомневался в этом. Она могла бы даже попытаться не возненавидеть его. Потом, после. О, он-то знает вкус презрение жены, и он отдает горечью во рту. У него никак не получается опьянеть,  несмотря на все свои усилия, и когда выпивка больше не лезет в него, Румпельштильцхен оставляет под кружкой большую золотую монету и тяжело ступая, идет наверх. К своей жене.

Это всего лишь сделка. Ее расторжение  в интересах Белль. Формальность. Во всем остальном она будет его женой.

Она, должно быть, была уже в постели, в ее девственно-белой ночной сорочке, ожидая свою судьбу с высоко поднятой головой. Постучавшись и получив ее робкое разрешение войти, Румпельштильцхен ступает в ее комнату.  И…. находит свою невесту до сих пор в свадебном платье! В абсурдном белом платье, у которого испачкан подол от короткой прогулки  по мокрой, грязной земле.

Внизу, в баре, после того, как он покинул зал, все громче становятся разговоры. Румпельштильцхен может услышать каждое слово, пока он не закрывает дверь.

- Не думаю, что они наслаждались моей компанией, - жалуется он, насмешливо прижав руку к сердцу. Оно стучит быстро, его старое иссохшее сердце. Он убирает руку и крутит на пальце ключ, рассматривая свою невесту. – Вам не понравилась ванну?"

Он хочет, чтобы она нашла утешение хотя бы чем-то. Например, горячая ванна – кто не любит горячую ванну? Румпельштильцхен чувствует, как его сердце пропустило удар. Конечно же! Она просто боится раздеться, не зная, когда ее новый муж может прийти и заявить о своих правах. Ни один мужчина никогда не видел эту прекрасную девушку без одежды, вероятно, даже ее отец, с тех пор, как она была маленькой девочкой.

Румпельштильцхен скрывает свое замешательство, поворачиваясь к двери, чтобы сделать вид, что запирает дверь на ключ.

- Это ...-  ее голос обрывается, но она не останавливается. Сглатывает. Начинается снова, громче. - Платье. Оно было сделано так, чтобы я не могла сама снять его. - Он видит, как она поворачивается, пытаясь показать ему тугую  шнуровку крест-накрест на жестком корсете.

- Ах. - Он вспоминает еще одну ночь, он и Мила хихикают, пьяневшие от свадебного меда и головокружительных танцев, и он резко моргает, прогоняя картинки прошлого. - Тогда развернитесь, моя леди.

Ее голубые глаза расширяются, прежде чем она поворачивается к нему спиной. Румпельштильцхен изучает узел между ее бледных плеч. Узел был скорее похож на неаккуратный колтун, чем на декоративный бант, которым он, наверное, должен был быть. А если бы новоиспеченный муж девушки не захотел играть в эту игру, как этого требовала традиция? Нервно, он поддевает ногтями шнуры и начинает осторожно тянуть, но безрезультатно, напротив, узел казалось, стал затягиваться еще больше. Если он продолжит в том же духе, то просто задушит свою маленькую невесту в ее же собственном платье. Глупая игра - безумие! Румпельштильцхен перехватывает пальцами нижний  край шнуровки и пытается ее ослабить, резко потянув на себя, от чего девушка едва не утратила равновенсие.

- Мне очень жаль, - она задыхается. - Узел, это наш обычай.

Да, думает  Румпельштильцхен, пытаясь понять, с какого боку подступиться к узлу. Обычай. Так же как переносить невесту через порог дома, стучать кастрюлями и сковородками, чтобы отогнать злых духов от молодоженов и многое другое. Все это предполагает наличие определенного уровня терпения у жениха. И как платят ему за это, когда праздник закончился и гости ушли? Еще одним испытанием в виде вот такого вот  узла, требующего еще больше терпения и внимательности.

- Колтун, вот что это такое, - говорит он, пытаясь успокоить ее своим голосом. Он забыл, как это - говорить мягко, нежно, - забыл, как сделать что-нибудь не для того, чтобы напугать другого человека, а наоборот, чтобы успокоить. Наконец узел уступает его настойчивости, шнуровка ослабляется, и стесненная грудь его жены обретает свободу. Под свадебным платьем на ней белая сорочка из тонкого, гладкого шелка. Румпельштильцхен пытается удержаться, чтобы не погладить ее кончиками пальцев, пока вынимает шнур из петель корсета. Он упирается взглядом ей в шею, эта кожа наверняка мягче шелка, и по-волшебному теплая.

Какая-то глупая горничная заколола замечательные волосы цвета меди в причудливую прическу, вместо того, чтобы просто распустить их, позволяя им свободно падать на плечи и заставлять отсвечивать теплым цветом ее бледную кожу. Румпельштильцхен смотрит, как она прижимает корсет к груди, чтобы не дать ему упасть к ногам, и эта скромность, даже не красота, подогревает холодные угли желания его тела. Эта не показная, не ложная скромность женщины, которая лишь кокетливо дразнит своим телом. Ее скромность была просто прагматическая скромность женщины, чья невинность скоро будет принесена в жертву политическим амбициям ее отца. Ее скромность представляла собой одновременно прекрасное и печальное зрелище.

Она могла бы стать его, если он готов смириться с отвращением в ее честных глазах каждый раз, как они будут вместе, в будущем.  Румпельштильцхен закрывает глаза, прогоняя тоску, и качает шнуром над плечом девушки. - Моя Леди, кажется, вы теперь свободны, - пытается пошутить он, но в его голосе нет ни малейшего следа подлинного юмора.

- Спасибо. - Она опускает плечи, глубоко и облегченно вздыхая. Румпельштильцхен тянется к ее стройной талии, но опускает руки в самый последний момент, и почти невесомо кладет их на ее пышную юбку, лишь едва касаясь ткани. Он не хотел тревожить ее, лапать ее – только убедиться, что он полностью завладел ее вниманием.

- Скажите мне, - командует он негромко. Он наклоняется ближе, чтобы она была уверена, он увидит правду вне зависимости от того, скажет она ее или нет. Он чувствует запах ее духов, запах ее волос и легкий аромат мыла, задержавшийся на ее коже. Его дыхание вызывает мурашки на ее коже. -  Вы девица? Только правду, дорогуша. Эти вещи важны.

- Да. - Конечно, она вряд ли удивлена, что он спрашивает об этом. Что отец говорит окружающим, и что невеста признает после свадьбы ... это иногда совершенно разные вещи, не так ли? Румпельштильцхен верит ей  и отпускает со вздохом.

- Жаль, - бормочет он, и сам неожиданно понимает,  что сожаление в его голосе подлинное. Он резко поворачивается к ней спиной и подходит к окну.  Он хочет распахнуть его, чтобы чувствовать холод и дождь на своем лице. Он не может дышать в этой душной маленькой комнате. Эта несгибаемая хрупкая девчушка  почему-то занимает слишком много места!

- Я не понимаю. Должна ли я не быть девушкой? - ее голос звучит раздраженно, и она имеет на это право.

- Жаль для вас, дитя. - Те радости, которых она не знала, она теперь не узнает никогда. Он скорее оставит ее нетронутой,  лишь бы не видеть, как она в отвращении отпрянет от него. Но при этом он не сможет делить ее с другим мужчиной. Не теперь, когда они поженились. Она его. И так будет всегда.

Он не может оставить ее стоять там, полуодетую и не знающую, что ее отвратительный муж будет делать с ней сейчас. Нужно оставить ее, чтобы она могла поспать. Да. Пусть она откажет ему, и он уйдет. - Чувствуйте себя комфортно. Купайтесь, если хотите. Я не буду подглядывать. - Он усмехнулся, говоря это, но это была ирония, направленная не на нее. У него нет презрения к леди Белль. Она вызывает в нем все больше восхищения, и на самом деле оказалось непросто сдержать слово и не бросить украдкой взгляд на нее, пока она раздевалась.

Неужели он желает ее, после всего, что произошло с ним? Что-то встрепенулось в нем, когда он слушал шорох ткани и ее прерывистое дыхание, пока она раздевалась.  Он мог слышать страх в каждом ее вздохе, но это не было паникой.  Она не будет плакать или бросаться на колени, чтобы молить о пощаде. Румпельштильцхен знает, что должен спросить у нее. Он получит ее ответ, а затем уйдет, зная, что вопрос решен. Она была бы послушной, но он не хотел бы, чтобы она презирала его после этого. Он будет честен с ней, и будет уважать ее выбор.

Прохладная лента кружев от ее атласного лифа скользит меж его пальцами, пока он ждет. Это успокаивает его, замедляя стук его сердца, пока руки заняты.

- Вы можете смотреть, - говорит  она нервно. Он не отвечает ее ожиданиям и он не чувствует вины за это. Она ожидает, что он возьмет ее так или иначе, если не грубой силой, то холодно и отстраненно, поэтому она просто показывала ему, что готова выполнить свою часть сделки. Тяжело сглотнув, Румпельштильцхен поворачивается и смотрит на нее, сидящую чопорно на краю кровати, ее руки теребят  тиару из посеребренного олова, лежащую на  коленях. Она распустила волосы, и сейчас выглядела волшебно, даже  с несколькими шпильками во рту. Молодая, нежная и прекрасная. Он может, по крайней мере, смотреть на свою жену, разве нет?

Видимо нет. Белль смотрит на него проницательными, умными глазами, на дне которых плещется  страх. Румпельштильцхен не может выдержать ее взгляд. Он оглядывает комнату, отметив, что хозяин сделал все, как и должен был сделать.  Он вознаградит его, конечно, хотя Румпельштильцхен подозревает, что больше никогда не вернется сюда после того, что произойдет здесь этой ночью.

- Это ваш дом? - Она заговорила с ним, и Румпельштильцхен вздрогнул, поворачиваясь к ней, чтобы взглянуть на нее. На свою жену. Путешествие сделало ее лицо бледным, страх тоже лишил последних красок, но слез не было. Даже признаков того, что она плакала, пока была одна. Глаза усталые, а не опухшие от слез. Она пытается улыбнуться ему, когда их взгляды встречаются. Она хочет поговорить с ним!

Румпельштильцхен прочищает горло, продолжая смотреть на нее.

- Нет. - Это место? Номер в придорожном трактире? Он оскорблен ее предположением. Сколько пришлось приложить усилий, чтобы легенды повествовали о его жизни. Неужели она не слышала сказкок о Темном Замке? – До моих владений еще день пути. - Белль напрягается при этих словах, но выдавливает вежливую улыбку в благодарность за информацию. Эта неопределенность, возможно, пугает ее? Он делает шаг к ней, не зная, что сделать и что сказать дальше. Он привык вызывать страх в  людях, а не подавлять его.  - Ваши обязанности не будут сложными, - уверяет ее Румпельштильцхен. - Вы будете жить в комфорте и под надежной защитой. - Он кивает, ободряюще, удивляясь сам себе.

- Я постараюсь быть хорошей женой для вас, сэр, - обещает она торжественно. Ее голос был хриплый от усталости. Какой очаровательной молодой она была. Белль.  Даже будучи растрепанной и бледной, она была прекрасна. И ... невинна.

Румпельштильцхен медленно протягивает руку и касается ее волос костяшками пальцев. Она задерживает дыхание, пока не понимая, что он не собирается делать ничего больше. Лишь коснулся ее мягких волос.  Даже это касание было похоже на насилие со стороны старого монстра в отношении нее, такой прекрасной и нежной.

Румпельштильцхен слегка нагнулся к ней, всматриваясь в ее лицо, и приподнял ее подбородок согнутым пальцем, когда она попыталась отвернуться, взволнованная его внезапным пристальным вниманием.  Он должен знать правду. Всю правду. Он должен почувствовать это через дрожь ее тела, увидеть это в ее честных глазах, услышать в ее неровном дыхании. Он держал ее за подбородок осторожно, как будто она была сделана из хрупкого стекла.

- Скажи мне, что я вызываю у вас отвращение, - говорит  он медленно, - и я оставлю наш контракт невыполненным, моя леди. - Белль не реагирует на его слова. Только моргает, загипнотизированная его близостью.  Она смотрит ему в глаза. - Вы понимаете, что это значит?-  Ее губы чуть приоткрываются на вдохе, проводя пальцами по ее нежному подбородку. Она размышляет. Румпельштильцхен зачарованно смотрит на нее. Он предлагает ей бежать, ей нужно лишь ответить, а она колеблется.  Думает.

Должен ли он заверить ее, что это предложение не имеет скрытого смысла? Что если она выставит его из своей спальни, он тут же не сравняет ее маленький гордый городишко с землей? Или он должен объяснить ей, что стоит на кону? Неужели она не понимает свою выгоду? Конечно, понимает ...

- Нет, - отвечает Белль.  Она хмурится, задумавшись. - Вы не вызываете во мне отвращения, - заключает она, все более уверенным тоном. - Вы меня пугаете. Вы пугаете всех, и я думаю, что вам это нравится.

Что? Румпельштильцхен отступает от нее, закрыв глаза, чтобы она не видела ... чтобы она не видела. Ее простая честность режет как бритва, режет по живому. Отвращение к нему было всем, что он надеялся найти в ней, видя эти непосредственные и очевидные признаки в ее поведении - это была основа всех его дальнейших планов, и теперь он не знал, что делать дальше. Он хотел позволить ей принять решение, позволить сделать то, что она хочет, исполнить ее волю, а теперь...

Неужели она не понимает, что он только что предложил ей? Девушка, конечно, росла без матери, но она уже не ребенок, война и одинокий отец стали причиной того, что она была почти старой девой, но она должна знать природу этого…. дела?

Да, должна. И сделала свой выбор.

- Тогда наш контракт должен быть завершен, - сообщает он ей, более резко, чем намеревался. Перспективы монстра между ее ног будет достаточно, чтобы встряхнуть ее, забыть о бездумном долге, онемении от усталости, и заставить осознать, на что она соглашается. Она отправить его прочь из спальни, когда он заставит ее понять это. - Такие вещи ...-  Он сглотнул, за мгновение до того, как его голос дрогнул, - ... важны.

Да, такие вещи важны, особенно для того, у которого вся жизнь завязана на сделках, у кого контракты текут по венам вместе с кровью. Насмешка в виде церемонии бракосочетания – ничто, простое слово высокорожденного лорда способно все расторгнуть в один миг. И в этом случае именно брачное ложе – кровь, судьба и магия – имеет значение. Контракт, который невозможно расторгнуть даже изменой, добровольно консумированный союз. Контракт, который невозможно расторгнуть скользкими словесами и пустыми обещаниями.

В то время как он пытается собраться с мыслями, девушка откладывает все свои безделушки и без колебаний забирается в постель, оставляя место для своего мужа рядом с собой. Румпельштильцхен отворачивается, чтобы не смотреть на нее, на задумчивую морщинку на ее лбу, и оттягивая неизбежное. При этом он чувствует - она не передумала и не запуталась, и маловероятно, что она из-за  своей невинности не понимает, на что идет. Она наблюдает за ним. Даже повповернувшись к ней спиной, Румпельштильцхен чувствует, что она наблюдает за ним – настороженная, ожидающая. И…. готовая?

Ему надо выпить.

Он соткан из грубой силы Темного, и у него иммунит к даже самому страшному яду смертных – к его бесконечному и горькому сожалению. Чтобы опьянеть, Румпельштильцхен нужно злоупотреблять таким сильным алкоголем и  так быстро,  любой спирт скисает во рту прежде, чем удается хотя бы слегка затуманить мысли.  Естественно, существуют магические смеси, оказывающие то же воздействие, но даже их влияние на его организм не длится долго. И цена такой магии черезчур высока – оказалось, что когда ум трезвел, наступала нежелательная ясность, что было еще хуже сожаления, которое он изначально пытался утопить в алкоголе.  

Румпельштильцхен берет пустую чашку жены и наполняет ее медом из кувшина. Если это не сделает его пьяным, то, по крайней мере, смочит внезапно высохшее горло. Однако когда он поднимает кружку к губам, от запаха меда всплывают нежелательные воспоминания его свадьбы с Милой. Они разделили меж собой кубок с медом, а позже этот вкус был на ее губах. Это было так давно. Но сейчас он не может заставить себя вновь почувствовать этот вкус на своих губах.  Он в раздражении со стуком возвращает нетронутую чашку на поднос.

Что ж, это выглядит так, будто он специально мучает девушку своим бездействием. Он не какой-то неуклюжий, невежественный болван. В конце концов, она может закрыть глаза и сделать вид, что ее муж ... кто-то другой, не так ли? Она не будет первой невестой, представляющей себе красивого парня, вместо своего мужа, правда ведь?

Румпельштильцхен  ... она ... его жена ... она прекрасна.

Он не готов к болезненному уколу тоски, когда он повернулся, чтобы вновь посмотреть на нее. Бедняжка уже почти спит, хотя и пытается бороться со сном, потому что  ждет, когда ее муж предпримет хоть какие-то действия. Может быть, она даже не заметит, если он будет достаточно осторожен, и возможно, она  даже не вспомнит ничего, когда придет утро? Может быть, она не будет ненавидеть его слишком сильно, если он будет нежен?

Его тьма хохочет над ним из темных глубин сердца. Трус. Это возвращает его к воспоминаниям о других жизнях, и воспоминания становятся еще ярче, когда он закрывает глаза. Жажда власти, а не плоти. Плоть везде и повсюду, всегда доступная и даже жаждущая для того, у которого набит кошелек золотом.

Он, может, и монстр, но он помнил, как был человеком. Он помнил, как его жена вздрогнула от боли в их первый раз. Он задавался вопросом, не было ли это притворством – ее боль и дрожь? Конечно, не было никакой крови на простынях, когда пришло утро. Одна из старых горничных сделала крошечный надрез на пальце и измазала этой кровью простынь, когда выносила ее во двор, чтобы показать восторженной толпе. Так было всегда. Это не доказывало ничего - ни наличия девственности, ни совершенного действа. Это была просто церемония, старая как мир.

Теперь Румпельштильцхен способен одним взглядом отличить одну кровь от другой, у каждой крови своя магия, манящая его своими темными возможностями. Он может сплести из такой примитивной магии все, что угодно, но эта сила не сделает его мудрее. Он не стал мудрее с той первой ночи на ложе Милы, но знает достаточно, чтобы понимать значение подобных вещей.

Такие вещи важны.

Он пересекает комнату и садится рядом со своей новой женой, выводя ее из оцепенения. Было бы неплохо иметь возможность ласкать ее волосы, думает он мечатательно. Не только для своего удовольствия, но и для ее. Он не будет слишком требовательным с ней ради собственного удовольствия, но ее волосы так прекрасны... Румпельштильцхен пытается  вспомнить, как это делается - нежное обольщение, а не жестокая игра ради одержанной победы. Какие слова может сказать мужчина своей девственной невесте, чтобы успокоить ее? Что он должен нашептывать, чтобы вызвать ее желание?

Румпельштильцхен чуть не рассмеялся от своего глупого предположения. Вызвать ее желание? Он будет настоящим счастливцем, если девушку не начнет тошнить, когда он ляжет рядом, и все же... и все же это не должно быть так бездушно и холодно. Он чувствует магию на кончиках пальцев, и это придает уверенности.

- Я могу гарантировать ваше удовольствие, моя леди. Если хотите. - Темная сторона насмехается над его приглушенным голосом, над попытками быть осторожным и аккуратным в движениях. Румпельштильцхен засовывает эту свою часть глубоко в себя, в болото своей памяти.  Белль несколько раз моргнула, пытаясь понять, о чем он говорит.

- С помощью магии? - Она хмурится, и это делает ее лицо еще более милым, трогательным. - Это же обман.

Да, девушка слишком честная. Будет не так уж плохо, подумал он, если она научится  иногда скрывать правду за небольшой ложью.

Волосы закрывали ее лицо, пока она не откинула их назад. Румпельштильцхен попытался представить, как эти мягкие волосы касались бы его пальцев или щекотали щеку, если бы она обняла его. Он жаждал ее, но не похоть искушала его, а ее мягкость, она такая сладкая там, среди подушек. Легкое раздражение в голосе говорит о деликатном нетерпении от медлительности и нерешительности ее мужа. Иди в кровать или убирайся, словно говорили ее сонные глаза. Возьми то, что является твоим, или дай мне поспать.

Ему всегда нравились женщины со своими собственными идеями и мыслями.

- Тогда я постараюсь сделать это быстро, и проследить за тем, чтобы ты не почувствовала боли. - Румпельштильцхен крепко  сжимает кулаки и прячет поглубже презрение к себе, прежде чем оно отразилось на его лице и потревожило бы ее. -  Свадебный подарок, - добавляет он с легким поклоном и едва заметной насмешкой.

Белль почти улыбается, несмотря на затуманенную голову:

- Еще один?-  Она приподнимается и садится на кровати, когда Румпельштильцхен присоединяется к ней под одеялом, решившись действовать, покуда не закончился его приступ смелости. Он скорее встретился бы лицом к лицу с драконом, чем лег бы в постель к этой чистой, искренней и невинной девушке. Но он заключил сделку. И он выполнит свою часть, если …. если она не дрогнет и не передумает.

- Разве я не славлюсь своей щедростью?  - Усилием мысли он меняет свою одежду на ночную рубашку. Он не должен принуждать ее к наготе - ни к ее наготе, ни, уж тем более,  к своей.  Несмотря на это, кровь приливает к паху от одной мысли о соприкосновении их голой кожи.  В последнее время его самоотречение было настолько абсолютно, настолько полно, что он вздрогнул от этого ощущения возбуждения.  Прошло так много лет с тех пор, как он пытался быть мужчиной, но плоть  помнит, как сладко и восхитительно  - быть внутри женщины, и его член быстро поднимается и становится твердым от желания, в отличие от всего его самого.

- Нет, - жена  хмурится. - Совсем нет. Румпельштильцхен пытается подавить смех, чтобы не вспугнуть ее. Она прекрасна. Чистое искушение. Чем дольше он смотрит на нее, тем больше убеждается, что ее невинность не является невежеством. Ее решение не является угрюмой капитуляцией перед неизбежным, она делает это не потому, что так велит традиция или долг. Его маленькая жена заключили сделку  и держит свое слово. Румпельштильцхен хочет радостно рассмеяться, когда он понимает это.  Люди почти никогда не думают об этом, заключая с ним сделки. Еще меньше тех, кто буква в букву готов заплатить оговоренную цену.  Так было со всеми контрактами, кроме этого.
О чем он думал? Как мужчина может взять к себе жену ...  и не настаивать? Белль внимательно наблюдает за ним,  напряженно ожидает его дальнейших действий, и Румпельштильцхен чувствует нелепость ситуации, в которую он попал. Если он будет слишком поспешен, это причинит ей вред. Но если он будет медлить, это заставит ее терпеть его дольше, чем необходимо.  Любая девушка, в которой достаточно мудрости, чтобы отказаться от магии, заслуживает мужа лучшего, чем он.

Значит, он будет осторожен и нежен. Не будет ее лапать, как бы это сделал герцогский сынок. Не будет использовать для удовлетворения собственной похоти,  хотя, казалось, сейчас она переполняла его, как никогда при мысли о ее теплой и ждущей плоти под ним. У нее такое прекрасное тело.

Они ложатся рядом, и Белль не пытается отстраниться от него. Румпельштильцхен не может решиться прикоснуться к ней, и обнаруживает, что его рука дрожит, когда он тянется к ней. Пьяно хихикать было гораздо проще,  чем это, и здесь было достаточно меда, чтобы напиться, если бы она захотела. Она наблюдает за ним, пока он пытается осторожно коснуться ее талии и придвинуться поближе. Настороженность остается, и она боится, что он причинит ей боль, но в ее глазах нет обвинения, нет презрения, нет отвращения. Она боится его, но не потому, что он монстр.  Она боится мужчину, здесь и сейчас. Мужчину, не зверя.  Она ждет,  сдерживая испуг с помощью лишь упрямой гордости. Возможно, она считает это мужеством, но это добродетель, к которой Румпельштильцхен относится с хорошей долей недоверия. Достаточно храбрая, чтобы не вздрагивать, когда монстр касается ее сквозь белоснежную рубашку, и достаточно храбрая, чтобы встретится с ним взглядом, когда он решается поднять на нее глаза.


Поцелуй,  думает Румпельштильцхен, и от этой мысли персыхает во рту.  Он хотел бы поцеловать, подарить ей  поцелуй. Некий жест сверх того, что необходимо, чтобы сделать ее своей. Посмеет ли он? Это может вызвать в ней больше отвращения, чем его желание претендовать на нее.  Для женщины благородного происхождения мужа выбирают заранее, и интимная составляющая является долгом, не всегда приятным, но вынужденным.  Но поцелуй… Он так хочет поцелуя.

Румпельштильцхена трясет так же сильно, как и тогда с Милой, и это не имеет ничего общего с возбуждением от прикосновения к Белль. Ему все равно, что думают о нем другие мужчины и женщины. Кроме жены... это же его жена.

Затаив дыхание, он дает ей кратчайший поцелуй - абсолютно целомудренный. Этот поцелуй выражает его намерения лучше, чем можно сказать словами. Белль едва прижимается своими губами к его,  ее дыхание сбивается, и он видит ее широко открытые глаза.  Что ж, кажется, в них нет ужаса и омерзения, и если он не ошибается, значит у девушки железное самообладание. Румпельштильцхен позволяет себе крошечное облегчение.  Он правильно выбрал себе жену, если не сказать мудро.

Нежность, нужно быть нежным. Это займет всего несколько мгновений, если она не боится его, а после он оставит ее в покое. Он покажите ей Темный Замок, и вся его магия будет в ее распоряжении в обмен на то, что она согласилась быть его женой. Она будет вознаграждена за сегодняшнюю ночь, а так же за все холодные ночи без любви, которые ожидают ее в будущем.  Это сделка, которую Румпельштильцхен заключил сам с собой еще до того, как выбрал ее.

Он забыл о том, что значит быть робким, до этой ночи. Дрожащие руки, и это беспомощное чувство внутри…. Он забыл все это, и ему не нравится быть таким.  Еще не слишком поздно, он еще не взял ее. Завернуть ее в плащ и отправить обратно к отцу. Сказать, что она заплатила цену, что он только хотел увидеть, как она будет умолять его о пощаде, когда придется платить по счетам.  Сказать, что она не нужна ему, эта умная прекрасная девушка с яркими голубыми глазами. Но ... нет. Он забрал ее из замка ее отца как жену, и заключил сделку, в конце концов.  Белль сможет уйти, он не станет останавливать ее, но он не может отослать ее назад.  Румпельштильцхен никогда не нарушает свои сделки.

Это глупо, но он хочет поговорить с ней, пока его рука поднимается по ее левому боку. Что же он может сказать, что девушка, в ее положении хотела бы услышать? Он не может говорить ей о любви, но и утешить ее он тоже не смеет. Рука, плечо, талия, затем бедро, он старается едва касаться ее, обходя стороной ее мягкие выпуклости грудей.  Он не выкупил право трогать ее, и желание сделать это не настолько сильное. Ее презрение, безусловно, последует даже за самым нежным  прикосновением. Завершить сделку, и покончить со всем этим.  Формальность, подпись на брачном контракте.

Румпельштильцхен хорошо знает вкус собственной лжи. Одна мысль взять ее наполняла его горячим желанием. Какой мужчина не любит иметь женщину? Она прекрасна, кроме того, он будет первым ... Он дрожит, сжимая руку на ее бедре, и мысленным приказом тушит все свечи.  По крайней мере, она не обязана смотреть на него. Если в ее сердце есть образ красивого парня, или просто некий романтический образ, она может представлять его, вместо Румпельштильцхена в своей постели.

Прикусив язык, чтобы убедиться - он не сказал ни слова - Румпельштильцхен приподнимает сорочку, оголяя ее бедра.  Она просторна, и сделана специально для этих целей, и Белль все еще лежит неподвижно. Все еще ждет, его странная маленькая жена… Хотя он чувствует, как ее дыхание стало частым и поверхностным, когда она пытается себя контролировать.

Я не сделаю тебе больно, чуть ли не говорит он. Но молчит. Он уже пообещал это ей, и она не нуждается в напоминании о том, кто находится между ее ног сейчас. Тишина, темнота и отсутствие боли.  Пусть это будет абстрактная память о кратком неудобстве. Она позволит этому случиться, и, возможно,  даже сможет без страха смотреть в будущее, имея его обещание никогда больше не касаться ее.  Она нерешительно раздвигает ноги, когда он касается внутренней поверхности ее бедра.  Он ожидает, что найдет ее неготовой, сухой. Магия могла бы решить эту проблему, возбудить ее, но девушка была совершенно права. Это обман. И если Румпельштильцхену нечего предложить своей невесте сегодня ночью, он постарается хотя бы дать ей честность и уважение, которые она заслуживала.


Белль задерживает дыхание, когда он касается тыльной стороной ладони ее внешних губ, но почти сразу делает выдох. Она, кажется, испытала ... облегчение? Неужели она ожидала, что он накинется на нее с когтями и зубами?  Румпельштильцхен вспоминает, какие легенды о нем ходят, и вынужденно признает, что она вполне могла ожидать именно этого. Он не станет причинять ей боль, но сейчас она не в состоянии его принять. Нужно думать практично и найти практичное решение. Найдя подходящий ответ на поставленную задачу, Румпельштильхцен испытывает обелгчение.


Мысленным усилием он вызывает знакомый лосьон к себе на ладонь и для пробы касается его пальцем.  Это успокоит и обезболит плоть, а также сделает ее достаточно скользкой, чтобы не чувствовать дискомфорт от вторжения.  Румпельштильцхен довольно улыбается, нежно прижимая ладонь к ее чреслам.  Она кричит и отталкивает его, от чего Румпельштильцхен отпрыгивает в противоположном направлении, как если бы он нашел там острые зубы, которые укусили его за руку. Он оказывается на дальнем краю кровати, ухватившись за деревянное изголовье, чтобы не приземлиться на ее сундук.

- Что случилось?-  спрашивает он требовательно, присев в изножье кровати, в то время как шок проходит, а на смену приходит досада. Он же не причинил ей боли! Он знает, что не сделал этого!

 - Оно холодное и мокрое!-  вскрикивает она, пытаясь натянуть одеяло, чтобы прикрыться. Румпельштильцхен сопротивляется искушению не смотреть на то немногое,  что не прикрыто ночной рубашкой.

- Чтобы вам не было больно!-  бормочет он, расправив плечи и пряча глаза. Чувство смущения было так же позабыто им, как робость и желание, и это чувство нравилось ему ни чуть не больше. -  Вы до такой степени невинны, девушка?

- Меня зовут Белль. Белль! И ... нет. - Ее негодование отступает и  голос падает почти на октаву, когда она повторяет, - нет, я не боюсь. Оно просто холодное, вот и все, и вы могли бы предупредить меня.

Он мог бы, да. Румпельштильцхен крепко сжимает зубы и судорожно хватает постельное белье, стараясь сохранить хотя бы малейшие остатки своего достоинства перед самим собой.


- Это, на самом деле, столь же утомительно, как я помню. - Ему удается сохранить спокойный тон, хотя это и дается с трудом. - Давайте просто сделаем это? - Белль не протестует, когда он возвращается к ней под одеяло, и укрывает их обоих до плеч. Его потеря самообладания немного повлияла на его член, но ничего не поправимого не случилось, он рад заметить, ничего такого, что он не мог бы исправить с помощью магии. Его невеста должна радоваться, что у него нет желания доказывать свою мужскую силу и стойкость на этих простынях, потому как  человек, имеющий магию в своем полном распоряжении, может очень многое, в том числе и это.


Схватив Белль за локти, Румпельштильцхен укладывает ее на спину, вытянувшись сверху, а затем потянул собственную сорочку вверх, так что она складками собралась на бедрах.  Белль, кажется, больше не боится, послушно разводит ноги в стороны, когда он проталкивает свое колено между ними. Осторожно, чтобы не испугать ее на этот раз, он  просовывает руку под колено Белль и чуть приподнимает, чтобы освободить больше места для себя.  Она… на нее снизошел покой. Всякий раз, когда он ожидает враждебность, обиду на свои поступки, его невеста вдруг становится тихой и внимательной. Где он предсказывает ее слезы и мольбы, она стоически переносит любые неприятности. И вот теперь она была готова сделать то, чего от нее ожидают, в то же время, давая понять, что будет протестовать, если эти ожидания будут ей неприятны. Не то, чтобы он когда-нибудь кому-нибудь признался бы в этом, но Румпельштильцхен испытывает облегчение по этому поводу. В конце концов, он не привык, чтобы ему кто-либо доверял.

Когда он вновь касается ее ладонью с лосьоном (который совершено точно теперь был теплый, согретый его рукой), у нее перехватывает дыхание, но потом она осторожно выдыхает. Румпельштильцхен восхищается ее самообладанием, это было первое, что он заметил в ней, после восхитительной массы каштановых волос, обрамляющих ее лицо в день их первой встречи. Он завидует этому самообладанию сейчас, стараясь не дрожать и не заикаться, проглатывая глупые и банальные слова, которые мог бы сказать.

Все чего он хочет – поскорее закончить, но понимает, что хочет так же насладиться ею. Даже распространение лосьона кончиками пальцев приносит удовольствие. Он забыл, как это касаться женщины, какая шелковистая плоть скрывается за жесткими кудрями волос, как восхитительно тепло и приятно лежать рядом с другим человеком. Румпельштильцхен делает это дольше, чем требуется, слушая, как изменяется ее дыхание, что могло означать волнение или… ха! Удовольствие? Теперь она заставила его думать головкой члена вместо головы. Нет, нет! Пусть все случится, закончится, и оставить ее в покое одну.


Он смазывает свой член остатками лосьона, от чего тот сделался тверже, и ускоривает процесс быстрыми грубыми движениями руки. Румпельштильцхен пытается очистить свой разум от всего, кроме ее невинной красоты. Он закрывает глаза, стараясь не видеть никакого другого лица, когда он направляет в нее головку члена, осторожно раздвинув ее плоть кончиками пальцев.

Паника овладевает Белль - это первобытная, неконтролируемая реакция на вторжение в ее тело. Ее короткая борьба  делает его еще тверже и прижимает к скользкой плоти сильнее, и все, что Румпельштильцхену остается – это вцепится в спинку кровати, чтобы найти силы отстранится от нее и ждать, когда она успокоится. В этот момент он едва контролирует себя, чтобы не двинуть бедрами вперед и не взять ее грубо, ища собственное освобождение.  Нет, он может воспользоваться своей рукой позже, когда останется один, если в этом будет необходимость.  Он сможет думать о ней, представляя в воображении, как было бы чудесно прикасаться к ней, если бы она и вправду желала этого….  Да- да, потом. Но не сейчас.

Тяжело дыша, он снова делает попытку, и на этот раз Белль никак не реагирует на вторжение пальцев, а затем и члена. Румпельштильцхен пытается подражать железному самообладанию женщины под ним, когда входит все глубже и глубже, чувствуя, как она тесно сжимает его внутри себя. Он слышит, как ее дыхание сбивается  в прерывистое стаккато, но так и не переходит в крик или плач.  Озноб проходит по коже, он давно забыл прелести плоти. Но едва он  вошел в нее, как простая человеческая похоть превращается в магию – она принадлежит ему, отдала себя добровольно. Сделка завершена, она больше не девственница. Он никогда еще чувствовал подобную магию,она захватывает его, пленяет, делая беспомощным участником древнейшего танца насвете. Ощущения бесподобны и восхитительны, когда Белль успокаивается и расслабляется, позволила ему взять ее всю, без остатка.

Румпельштильцхен закусывает губу, наслаждаясь покалыванием по всей коже этой чистой, не подконтрольной ему магии. Тронутый и униженный, он не может сдержаться и крадет еще один, последний, поцелуй. А потом магия иссякает.

- Этого достаточно, - шепчет он. Она отдала себя добровольно – эта магия не может лгать, не то, что окровавленная простынь. И он не возьмет у нее больше, чем она готова дать ему. - Мы сделали достаточно, миледи. Достаточно, чтобы удовлетворить контракт. - Но не мужчину - боги, не достаточно, чтобы удовлетворить мужчину. Она такая горячая, такая восхитительно тесная, и все, что он хочет сделать, это продолжить двигать бедрами и насладиться ею. Он едва может держать голос под контролем, не говоря уже обо всем остальном. Он едва сдерживается, чтобы не умолять. - Должен ли я остановиться?

Он уже уперся руками в матрас, чтобы отодвинуться, когда она отвечает:

- Тогда, наверное, все будет впустую. - Ее голос дрожит и Румпельштильцхен поднимает голову, открывая глаза, чтобы убедиться – она не плачет. Она не плачет. - Я думаю, мы должны закончить то, что начали. - Девушка под ним неловко раздвигает ноги шире, и это мгновенно лишает его остатков разума. Румпельштильцхен едва сдерживает стон.  Даже едва ощутимые движения ее тела невероятны, он чувствовует под собой ее живое тело, пробудившее магию, сделавшую их единым целым. Муж и жена, думает он, все его тело сотрясается, как раньше тряслись руки, она хочет ... она хочет, чтобы он ... Ах, милая девочка, она жалеет его? Он не слишком горд для этого. Не сейчас, не здесь.

Нежно, насколько только можно, учитывая, что все тело кричит, требуя удовольствия, в котором ему так долго было отказано, Румпельштильцхен движется в ней. Она не напрягается от его первого глубокого удара, просто делает прерывистый вдох.  Он входит в ритм, менее нежный, чем хотел бы, но он не может сдерживаться. А Белль поднимает руку и нежно касается его лица ладонью, когда он не делает никаких возражений. Румпельштильцхен закрывает глаза, которые внезапно обжигают непролитые слезы. Он поворачивает голову  и прижимается лицом к ее руке, а затем осмеливается поцеловать в центр ладони так, как не осмеливается поцеловать ее губы.  Он чувствует вкус ее кожи, и его поцелуй только поощряет ее. Необыкновенная девушка! Она зарывается пальцами в его волосы, а второй рукой  проводит по плечу, а затем обнимает его, ухватившись за его сорочку.  И Румпельштильцхен сдается на волю своего эгоистичного желания, толчки становятся резкими и почти грубыми, а он не перестает думать о поцелуях.  

Он молчит, когда оргазм накрывает его, хотя дрожит от усилия, чтобы не закричать. Он не может позволить ей знать, как легко она может обрести власть над ним. Задыхаясь, и чувствуя, как способность связно мыслить возвращается,  Румпельштильцхен скатывается с нее и смотрит в потолок. Что он должен ей сказать? Что должен сделать? У него достаточно слов для тех, кто нарушает свою часть сделки; он осыпает их издевательскими насмешками, упиваясь собственным могуществом.  Но у него нет слов для своей прекрасной невесты, которая в точности выполнила  свою часть сделки, когда он потребовал от нее всего лишь простую формальность.

Адское пламя, что он наделал? Что он натворил?

Рядом с ним Белль неловко спускает свою ночную рубашку, а затем поворачивает голову на подушке, чтобы посмотреть на него. В ожидании слов? У Румпельштильцхена нет слов для нее. Ни одного.

- Теперь я твоя жена, - говорит она через какое-то время, и тоже смотрит в потолок, вместе с ним. Румпельштильцхен хочет улыбнуться, но выходит нечто очень пресное и блеклое. Он привык ухмыляться и гримасничать, насмехаясь над миром, но его лицо забыло, как это – просто улыбнуться чему-то прекрасному и доброму, просто потому, что ему это нравится.

- Да, - соглашается он и слышит - сонное тепло в собственном голосе, которое не может вспомнить, когда слышал в последний раз. Он был человеком когда-то. Мужем. Неужели раньше не было такого, как сейчас? Он прочищает горло и его голос похож на голос обычного человека.  - Самый ...долгосрочный контракт на свете. - Особенно сейчас. Хотя магия уже ушла, память о ней все еще горит, как живое пламя. Истинный брак. Доказаный. И Румпельштильцхен спрашивает себя, осталась ли на простынях ее кровь.

- Спасибо, - говорит Белль, явно смущаясь. - За то, что были добры ко мне.

Румпельштильцхен не может найтись, что ответить на это. Был добр? Она сошла с ума? Он отбрасывает в сторону одеяло и встает с постели.

Он чувствует себя гораздо более уверенно в своей одежде, кожа вместо шелка. Румпельштильцхен снова Темный, в сапогах на каблуке, в высоком воротнике. Все, хватит. Он оставит ее в покое.  Он будет ценить ее еще больше, зная, что она принадлежит ему, но он не будет опускаться до навязывания ей своего общества. Не позволит ей жалеть его снова. Как она выполнила свою часть сделки, так он выполнит свою. Он сделает ее своей королевой, если она захочет, и он готов оставить ее одну ради ее же блага.


- Я больше не потревожу ваше ложе, - он сообщает ей на пути к двери, где он возится с ключом в замке, пытаясь сдержать проклятья.  Выходя, он не оглядывается. - Доброй ночи, моя леди.

Уже спускаясь по лестнице, он слышит, как его жена начинает плакать.

Не обращая внимания на взгляды и бормотание остальных постояльцев таверны, он в ярости одним движением руки опрокидывает ближайший к двери стол и исчезает в ночи, за стеной ледяного дождя. До утра он не вернется.