Глава 2: Цена за невесту

Стены выстояли в ту ночь. Белль спала мало, лишь в предрассветные часы ей удалось забыться беспокойным сном, когда тело уже ломило от усталости, а сердце сжималось от ужаса перед будущим. Спать под звуки битвы стало уже привычно, но никогда еще сражение  не подбиралось так близко. Никогда еще поражение и смерть не были так неизбежны.

На рассвете она нашла отца, уснувшего прямо в своем кресле с мечом в ножнах на коленях. Другие мужчины смотрели невидящим взглядом куда-то вдаль или отдыхали, прикрыв глаза. Отчаянье и усталость проникали даже сквозь восстановленные стены. Вся эта картина вызвала у нее на глазах слезы. Понимая, как бессмысленны они сейчас были, Белль сморгнула соленую влагу, прежде чем поцеловать лоб спящего отца.

–  Белль, –  ей было жаль будить его. На мгновенье, еще находясь в дымке сна, он выглядел как простой человек, обретший свое простое счастье и любящий ее мать. – Он пришел?

–  Нет, папа, –  она положила руку ему на плечо. – Я послала поваров на стены, чтобы они присмотрели за людьми там. Так что если мы хотим позавтракать, нам стоит пойти к ним.

– Хорошо, –  моргая спросонья, отец похлопал ее по руке, а затем ободряюще сжал. – Ты хорошая девочка, моя дорогая Белль. Я поговорил вчера с Гастоном, когда он вернулся. Если Румпельштильцхен не придет до полудня, или если он откажет нам в помощи, Гастон заберет тебя отсюда.

Шок сковал ее язык, и в течение нескольких ударов сердца она не могла вымолвить ни слова. Возможно, к счастью.

– Нет, – сказала она, справившись через какое-то время с собой, и сведя желание взорваться к этому утверждению, произнесенному дрожащим голосом. – Он пока мне не муж. Я не пойду с ним. Я не оставлю тебя, папа.

– Белль!

– Папа, если сэр Гастон хочет забрать меня до того, как я удостоверюсь в твоей безопасности, то ему придется силой перекинуть меня через своего коня и увезти прочь. Это мой дом и мои люди, – краем глаза Белль отметила одобряющие кивки советников.  – И Румпельштильцхен обязательно придет! Я уверена.

Она сразу же пожалела о своих строптивых словах, заметив горе, отразившееся на лице отца. Белль была не в силах избавить его от бремени страха за ее безопасность. Но как долго все это будет продолжаться? Ограм плевать на любые границы, и если падут ее родные земли, то это просто передвинет линию фронта, потом еще и еще, до тех пор, пока не падет все королевство. Нигде не было по-настоящему безопасно.

Члены совета направились к городским стенам, где повара и горожанки уже мешали огромные чаны с кашей. Был момент, когда угроза осады сулила голод и нищету, поэтому еды было запасено на многие недели вперед. Но этих недель у них не было. Понимая это, повара выставили в общий доступ специи, мед, сахар и сухофрукты, в общем, все то, что было припасено на черный день. Белль всегда хорошо питалась, и теперь с удивлением смотрела на горожан, черпающих кашу из одного котла и подслащивающих ее тем, что каждому приходилось по вкусу.

От этого рая со сладостями дети радостно бегали вокруг, и их родители, наблюдая за ними, нашли в себе силы улыбнуться мимолетному счастью своих детей.

Когда Белль поела – точнее, когда она, отец и члены Совета позволили увидеть всем, что они также с аппетитом (которого у них не было) едят изысканные блюда, – только тогда красавица отправилась кормить раненых. У нее не было других обязанностей, других умений, которым можно было найти лучшее применение в помощи слабым и убогим. Там и нашел ее Гастон, за занавесками, отгораживающими больных друг от друга, и к шоку всех окружающих, грубо схватил ее и резко поднял на ноги.

– Я обещал вашему отцу, что вы будете в безопасности, – за вежливым тоном ему едва удалось скрывать свой гнев. Раньше Белль никогда не видела его настолько отчужденным, но в тоже время настолько искренним в своем отношении к ней. – Мы выезжаем в полдень.

– Нет, – она высвободила свои руки из его болезненного захвата, потирая запястья. – Мое место здесь.

– Вы моя будущая жена.

– Но сейчас я все еще просто дочь, – в отличие от него, ее гордость не лишила ее мягкости. В какой-то момент Белль отчетливо увидела их совместное будущее в его мрачном, прищуренном взгляде. Им предстоит множество сражений, ее силы воли против его непреклонности.

– Румпельштильцхен придет.

– Нам больше не удастся сдержать атаку огров, – прошипел Гастон, догадавшись наклониться к ее уху так близко, что только она и умирающие могли расслышать эти слова. – Сегодня ночью замок падет. Если он не придет....

– Он придет. Он должен.

– Почему это он должен?...

У Белль не было на это ответа. Она чувствовала себя глупой маленькой девочкой под его осуждающим взглядом.

– Он всегда приходит, когда его зовут, – Белль вспомнила слова своей старой беззубой няни, которая часто улыбалась, много знала, но при этом редко что-то рассказывала. Когда-то она рассказывала о Румпельштильцхене, смеющемся древнем демоне, который умел прясть золото из соломы и порождал самые жуткие кошмары.

– Поэтому он придет.

Да, это прозвучало глупо даже по мнению самой Белль, но она видела согласные кивки женщин, кормящих раненых; видела одобряющие улыбки самих раненых, лежавших на окровавленных простынях. Это именно то, что означало править народом. Иметь силы, чтобы вселять в других надежду, в тоже время самому быть готовым к самому худшему. Внушать веру на лучшее, когда больше ничего другого не оставалось. Однажды Гастон станет герцогом обширной территории, его власть будет уступать лишь власти самого Короля, и Белль должна будет любить его, быть ему опорой и поддержкой.

Глядя, как он, с гордо расправленными плечами, в гневе стремительно направился прочь, Белль поняла, что для их счастливого брака ей понадобится много сил и выдержи.

~+~

Полдень наступил и прошел.

Когда солнце достигло своего зенита, побаиваясь, что Гастон и вправду способен перекинуть ее через коня и увезти, Белль отправилась в собственные покои, чтобы переодеться в свое самое лучшее платье. Мало кто из мужчин осмелился бы прорваться мимо яростной фрейлины, охраняющей личные покои своей госпожи, и, как будто чувствуя ее намерения, вся женская прислуга дворца под различными предлогами собралась в покоях Белль. Они причесали и завили ее волосы, зашнуровали богато украшенный корсет свадебного платья и сменили простыни на кровати. В напряженном молчании женщины и девушки деловито подмели пол и вытерли пыль в покоях. Но Гастон так и не явился за ней, отец не призывал и не присылал за ней людей, со стен не раздавалось криков часовых о возможном приближении их спасителя.

– Моя госпожа, – ее личная горничная Лотте подошла к Белль с ожерельем, когда-то принадлежавшим ее матери. Красавица не часто надевала его, потому что для нее оно было гораздо бóльшим, чем просто украшением. Она хранила его в серебряной шкатулке среди вещей, оставшихся после смерти матери.

– Я подумала....

– Да, – Белль покосилась в сторону кроваво-красного горизонта.

В течение нескольких часов в середине дня багровое небо стало чуть более светлым и менее зловещим. Орги обычно приходили ночью.

– Спасибо. – Белль приподняла волосы на затылке, так что Лотте смогла застегнуть золотую цепочку.

– Он все еще не появился, моя леди, – голос Лотте дрогнул.

Ее пухленькие руки дрожали, застегивая цепочку.

– Прядильщик.

– Как ты думаешь, почем люди зовут его так? – Белль повернулась к зеркалу и провела пальцами по драгоценным каменьям у себя на шее. Слезы радости – так называла их ее мама. Отец Белль подарил ей это ожерелье в честь появления Белль на свет.

– Неужели он правда превращает солому в золото?

– Мы не должны говорить о нем, – заквохтала кухарка Айя, с опаской оглядываясь вокруг, будто ожидая, что Румпельштильцхен  вот-вот появится рядом с ними в комнате.

– Неразумно искушать его, как я слышала. Уж лучше – огры.

– Нет! – Белль, ошеломленная подобными изречениями, повернулась к служанке.

– Лучше сделать все возможное, прежде чем опускать руки, чтобы, когда настанет время столкнуться с неизбежным, точно знать, что мы сделали все, что было в наших силах. Если Румпельштильцхен может....

– Может что, дитя? – мужской голос в комнате, в которой весь день были одни женщины, вызвал резкие вздохи и визг среди присутствующих.

Белль повернулась лицом к говорящему, в то время как Лотте цеплялась за нее, пытаясь оттащить к двери. Он стоял в тени у окна, раскинув руки в успокаивающем жесте.

– Как вы сюда попали? – потребовала Белль, стараясь мыслить здраво и унять испуганно трепещущее сердце в груди.

– Вы произнесли мое имя, – его голос был странный и резкий, словно детское лукавство или жестокая насмешка, что в сочетании заставляло кровь стынуть в жилах.

– Трижды. И вот я здесь.

– Румпельштильцхен?

– Ну вот, вы снова произнесли его, – он медленно приблизился к Белль, внимательно изучая своими темными, почти черными глазами лица женщин, столпившихся возле своей госпожи.

– Всем остальным лучше бы в панике бежать, – предложил он, прогоняя их легким взмахом руки.

– М-м-моя госпожа, – голос Лотте дрожал, в то время как сама она по-прежнему цеплялась за руку Белль.

– Да. Иди. Все вы, вон, быстро, – произнесла Белль, прежде чем страх остаться наедине с гостем полностью затмил бы заботу о подданных. – Скажите моему отцу, что он пришел.

Женщины бежали, Белль услышала тихий горький всхлип Лотте и дробный стук каблуков по ступеням.

Румпельштильцхен глубоко поклонился, объединяя изысканные манеры с глубочайшим издевательством.

– Моя леди.

– Сэр, – колени Белль дрожали, когда она делала ответный реверанс. – Спасибо, что отозвались на нашу мольбу о помощи.

– Вы об этом? – он вытряхнул из рукава свиток, которого там совершенно точно не было мгновение назад.

Белль бросила взгляд на свиток – она знала почерк своего отца и узнала печать Совета.

– Нет, дорогуша, я пришел потому, что вы произнесли мое имя.

– Но я....

– Вы назвали мое имя. Трижды. Не отрицайте. – Он погрозил ей  пальцем.

Его кожа была такой странной, темной и рельефной, подобно коже рептилии, и такой непохожей на кожу обычного человека. Неужели это правда, что он был демоном, попавшим в ловушку мира смертных? Ужас дрожью прошелся по спине Белль и заставил встать дыбом волоски на руках.

– Я не... – она сглотнула.

Он внимательно и пронзительно смотрел на нее, ожидая ответа.

Его имя? Но.... да, разве не произнесла она его имя, чтобы успокоить Айви? И с Гастоном, когда он злился на нее? И.... о, боже, да, она произнесла его имя трижды, каждый раз мучительно желая и надеясь на помощь Прядильщика в ее бедственном положении. Их бедственном положении.

– Я говорила о вас, – призналась она, очень осторожно подбирая слова.

Он по-прежнему смотрел на нее, спокойно и выжидающе; свиток с прошением болтался в его руке.

– Я хотела верить, что вы придете.

– И вот я здесь, – его улыбка была ужасна. Обнажились кривые, гнилые зубы, в то время как взгляд по-прежнему оставался холодным и непреклонным. Белль чувствовала его магию так же, как чувствовала ветер, шевелящий ее локоны, или солнечный луч, щекочущий кожу.

– Я к вашим услугам.

– С-с-спасибо, – выдавила она, во рту от волнения персохло,  – спасибо, что вы все-таки пришли, но это мой отец, кто...

– Предложил мне золото, – Румпельштильцхен с презрением взглянул на документ в своей руке. – Но, видите ли, я создаю золото сам, – напомнил он с самодовольным удовлетворением.

– Как? – она задала вопрос не подумав, это была неосознанная реакция на страх, старая неприятная привычка задавать вопросы не к месту.

– Что? – Румпельштильцхен на мгновение забыл о своем высокомерии и просто нахмурился. Он посмотрел на Белль так, словно у нее вдруг выросли рога. Кажется, она спутала ему все карты своим глупым – нет, рациональным, естественным – вопросом. Впрочем, самообладание быстро вернулось к нему, а вместе с ним – и недовольство.

– Нет, золото мне не интересно совсем, – он обошел ее, вновь используя свою напыщенную издевательскую манеру.

Когда он оказался у нее за спиной, Белль прикрыла глаза, призывая себя к спокойствию.

– Но вы можете помочь нам?

– Да, я могу защитить ваш маленький городишко, – он наклонился к ее уху, – за определенную цену.

Едва Румпельштильцхен завершил круг вокруг нее и повернулся лицом к Белль, раздался грохот множества сапог на лестнице. Лукавая улыбка вернулась на его лицо, а раздражение исчезло.

Что-то – а точнее кто-то, догадалась Белль, услышав проклятия, – со всего маху врезался в дверь, пытаясь высадить ее, но потерпел полное фиаско.  Улыбка Румпельштильцхена стала шире, а затем он пронзительно рассмеялся. Его смех был жутким, обидным и оскорбительным.

– Должно быть, это ваш прекрасный принц, – предположил он, – пришел, чтобы спасти вас из лап чудовища.

– Белль! – прерывающийся от страха голос отца сопровождался частыми ударами по двери, – Белль!

– Стоит ли мне впустить их? – не дожидаясь ее ответа, Румпельштильцхен махнул рукой в сторону двери, и в зал, тяжело дыша, ввалились мужчины, с раскрасневшимися лицам и оголенными мечами на перевес. В числе них был и Гастон, с дикими от гнева глазами и потирающий плечо. Он замахнулся обнаженным мечом в их сторону, переводя непонимающий взгляд с одного на другого.

– Папа, – произнесла Белль, ее уравновешенный разумный голос возник так же внезапно, как и ее неуместный вопрос. Его источником стал ужас, почти физическое душащее ощущение могущества, которые Румпельштильцхен носил на себе, как плащ.

– Он пришел, чтобы заключить с нами сделку, как мы и просили.

– Моя дочь....

– …и есть моя цена, – продолжил Румпельштильцхен отчетливо и твердо.

Белль никогда не падала в обмороки, ни разу за всю свою жизнь, но на какую-то долю секунды ей показалось, что именно это сейчас с ней и произойдет. Перед глазами все поплыло, грудь сдавило так, что Белль не могла сделать вдох.

– Да, да, ваша дочь в качестве моей невесты.

– Нет! – отец Белль уже стоял возле нее, а Гастон оказался между Белль и темным магом, острие его меча было направлено на горло Румпельштильцхена.

– Молодая леди помолвлена, – заявил хладнокровно Гастон,  – со мной.

– Везучая, – усмехнулся демон, небрежно ударив по лезвию меча ладонью. – Уверен, ее приданное сделает вас очень счастливым, – он не сводил взгляда с отца Белль.  – Но вам очень нужна моя защита, а мне, в свою очередь, не нужно золото. Мне нужна она. Или сделка не состоится.

– Убирайся, – выдохнул отец, посерев лицом, от омерзения он забыл о всякой осторожности перед лицом чудовища. – Прочь!

– Как пожелаете, – Румпельштильцхен медленно направился к двери, вооруженные люди расступались перед ним, не смея вытащить даже кинжал.

Дойдя до порога, Румпельштильцхен небрежным движением выбросил свиток через плечо.

– Нет, постойте, – Белль поднырнула под руку Гастона, пытавшегося остановить ее, мимоходом коснулась руки отца и встретилась взглядом с Румпельштильцхеном, когда тот повернулся к ней. Его едва заметная улыбка была спокойной и беззаботной, а в странных, как у рептилии, глазах зажегся веселый огонек.

– Моя рука – как залог нашей защиты? И мы получим все, о чем просили?

Его глаза сузились. Теперь он внимательно изучал ее.

– Да.

– Тогда я выйду за него, – заставляя свой голос звучать достаточно громко, чтобы все могли слышать ее. Она никогда не обещала себя Гастону. Она согласилась на эту помолвку, только играя необходимую роль в этой политике «выживания».

Ее слово, ее свобода и публичный выбор – все это было, без сомнения, обязательным. Румпельштильцхен захлопал в ладоши от радости, в то время как ее отец в отчаянии вскрикнул, а Гастон...

Сэр Гастон ей запретил! В тот момент все трое неприятно поразили ее: отец тем, что у него, оказывается, есть предел в том, что касается долга; Гастон – тем, что посмел командовать ею еще даже до того, как она стала его; Румпельштильцхен – тем, что смеялся и веселился как ребенок, получивший новую игрушку.

– Никто, кроме меня, не вправе решать мою судьбу, – произнесла Белль, радуясь, что сейчас она была слишком ошеломлена, чтобы чувствовать жалость к отцу или вину за предательство Гастона. Не было ничего, кроме долга. Только смерть и ужас людей, с которым ее собственный ужас не шел ни в какое сравнение.

– Я предлагаю себя, в обмен на его помощь. Это справедливая цена.

– Это навсегда, дорогуша, – предупредил Румпельштильцхен, приближая свое лицо к ней. И что-то новое – любопытство, подумала Белль, сменило то алчное удовольствие, которое он испытывал от ее дискомфорта. – Это сделку нельзя будет разорвать, – на мгновенье Белль показалось, что он искушает ее, – нет, поощряет – пересмотреть свое решение.

– Моя семья, мои друзья... они все будут жить?

– Даю слово.

В этот миг весь мир для Белль перевернулся с ног на голову, а страх пропал.

Она увидела правду в его словах, увидела, как его злорадное веселье смягчилось чем-то, похожим на восхищение от ее решения. Для Румпельштильцхена не имело значения, выживут ее люди или погибнут. Ему было все равно, примет Белль его или оттолкнет, но он может спасти их, если она согласится на его цену. Судьбы людей, а может и целых королевств, висели на тонкой ниточке ее согласия.

– Тогда я даю вам свое слово. Я стану вашей женой.

– Договорились! – его ничем неприкрытая радость изменила ощущение от магии, наполнившей комнату – теперь она пела, сверкала и обрела контуры, перестав душить. Белль вновь могла дышать, и все вокруг вдруг стало каким-то пронзительным и четким.

– Нет, Белль, ты не можешь поступить так, – голос отца звучал надтреснуто и хрипло.

Он сам учил ее ответственности, учил тому, что, если он будет не в состоянии попросить что-то у дочери лично, то не станет удерживать ее от того, чтобы она отдала это добровольно –  сама.  Он не станет. Даже если горе и стыд будут медленно убивать и резать его на кусочки.

– Белль, пожалуйста, ты не можешь отдать себя этому...– глаза ее отца нашли Румпельштильцхена и губы скривились в отвращении, – ...чудовищу!

Белль нежно коснулась его.

– Папа. Это не такая уж высокая цена – одна женщина за целый народ.

Она знала, что ценой мог бы стать новорожденный младенец. Он мог бы потребовать что угодно другое, кого угодно, и они не заплатили бы. Тогда они до последней капли крови защищали бы свою землю и были бы убиты.

Белль увидела непонимание на лице Гастона и заговорила как можно мягче, теперь уже с ними обоими.

– Гастон. Решение принято.

– Вы знаете, она права. Сделка – заключена! – Белль вздрогнула, когда рука Румпельштильцхена обняла ее за талию, а дыхание защекотало локоны на шее,

– О! Поздравляю с победой в вашей маленькой войне, – он лучезарно улыбнулся им всем,  – Надеюсь, мы устроим грандиозную вечеринку по этому случаю.