Глава 15: Откровения чудовища

На то, чтобы освоить стеклянное перо, Белль потратила целый час. Оно было тяжелее гусиного, легко скользило по пергаменту, но от неловких движений легко ставило кляксы. Если она набирала слишком много чернил, то с пера  капало на стол, но постепенно она нашла правильный ритм, исписав целый лист пергамента разными словами и абстрактными узорами. Научившись не пачкать лист, она предприняла первые неуверенные попытки подобрать слова для послания любимому отцу.

Почему Румпельштильцхен запретил упоминать подробности ее новой жизни? Она бы могла тогда излить все, что накопилось на сердце, описав странности и загадки своего мужа, рассказать о месте, где всем управляла магия… Она написала бы об улицах без снега и о завитых ореховых пирожных, о мастерстве и сноровке Румпельштильцхена за прялкой.

Но верная данному слову, Белль вместо этого написала о том, что находится в безопасности и комфорте, и что волноваться за нее не стоит. Все это звучало слишком холодно по сравнению с реалиями ее ситуации, и, выводя на  чистом листе пергамента осторожными словами, Белль ощутила, насколько фальшиво это прозвучит для ее отца или любого другого, знающего ее истинную натуру.

Затем красавица добавила дюжину вопросов, надеясь, что, по меньшей мере, этим сможет убедить отца в том, что письмо действительно написала она. Белль спрашивала о Лотте, о раненных и вернувшихся солдатах, о том, что теперь происходит в городе после того, как туда вернулись мир и безопасность, и, конечно, больше всего она хотела знать, как поживает ее отец.

Она просила его не беспокоиться о ней, словно пытаясь убедить, что хорошо все, что хорошо кончается. Перечитывая письмо, она осознала, что каждой написанной строчкой выдавала, как сильно скучает по нему. Это было ясно, как день.

Наконец, удовлетворившись результатом, она поставила внизу подпись и подтолкнула письмо к центру стола. Белль была совсем не против того, чтобы Румпельштильцхен прочитал его перед отправкой - там не было ничего из того, в чем бы она не призналась и так, пожелай он узнать. Там не было лжи, даже в тех местах, где она осторожно подбирала слова, от чего создавалось ложное впечатление, будто это не так.

Белль вымыла свое стеклянное перо в раковине и протерла чистой тряпицей. Ее всегда восхищали маленькие, изящно сделанные вещицы, а после того, как она научилась пользоваться им, стеклянное перо стало еще больше радовать глаз. Ей хотелось бы посмотреть стеклодува за работой, но этот товар явно прибыл из другой страны… и все же, было бы интересно узнать, где делают подобные вещи, и как создатель вставил огненную полоску внутрь гладкой трубочки из прозрачного стекла.

Погрузившись глубоко в размышления о расплавленном стекле и руках, что работают с ним, Белль сложила всю провизию в кладовую. Она освободила небольшое пространство под продукты, которые прибыли вместе с подарками, желая понаблюдать, будет ли работать магия замка, чтобы сохранить их свежесть вместе с остальными запасами, и если да – то как  долго.

Пирожные Белль выложила на большое блюдо и оставила на кухонном столе на потом. Эти сладости были крошечными, всего пару раз укусить, и она не могла дождаться, чтобы попробовать те из них, которые еще не ела раньше.

Тело отозвалось небольшой болью и дискомфортом, когда Белль снимала тяжелый чайник с крюка и несла к помпе, чтобы набрать воды.  По возвращении обратно к очагу левое плечо начало откровенно болеть, но когда она села на стул, стало чуть легче. Белль перекинула свой дорожный плащ через колени и позволила теплу расслабить тело.

Через некоторое время красавица расшнуровала ботинки и стянула их с ног, подсунув затянутые в чулки озябшие ноги поближе к огню. И только тогда, когда мысли очистились, а тело расслабилось, Белль осознала, что совсем не видела детей на рынке. Торговке сыром, Лули, было около четырнадцати - до расцвета красоты ей оставался год или два - на ее лице были красные выступающие пятна, а под глазами темные круги на натянутой от слишком быстрого роста коже. Белль не видела никого моложе Лули во время посещения города.

Там должны точно быть дети, подумала она. Румпельштильцхен сам говорил, что старая целительница Рен иногда играла роль повитухи. На улице было морозно. Может быть, малышей и держали дома в тепле, но как насчет детей постарше? Даже сама Белль, чья няня и гувернантка с компаньонками напрасно пытались убедить ее в хрупкости собственного здоровья, маленькой девочкой бегала гулять на улицу зимой. Она всегда была одета не по погоде тепло, часто путалась под ногами торговцев на рынке, и порой получала царапины и ссадины. Даже будучи настолько защищенной, она всегда была свободна насколько только можно. Но как же дети Одстоуна?

Чайник почти закипел, и Белль убрала его с открытого огня, взявшись за него уголком плаща, чтобы не обжечь руку. Она нашла фарфоровый заварочный чайник, который Румпельштильцхен использовал, чтобы принести ей чай, и соответствующий набор с чашками и блюдцами.  Ей самой больше нравилось серебро, и такую посуду легче чистить, пусть она и слишком громоздкая, чтобы носить вверх по лестнице, если муж захочет пить свой чай наверху. Она наполнила сахарницу, молочник и положила несколько листков мяты в заварочный чайничек.

Как ни была Белль рада возвращению на свою теплую кухню, но она была еще не в состоянии взяться за следующее задание. Ребрам требовалось больше времени для заживления, а ей срочно была нужна книга, которая помогла бы ей делать всю необходимую работу по дому. Половина дня ушла на стирку ее нескольких легких одеяний и развешивания их для сушки.

Белль вернулась к столу, к своему письму, и еще раз тщательно все прочитала. У нее стало тяжело на сердце от одной только мысли, что отец получит это письмо, а потом Белль подумала с позорным подозрением - что, если Румпельштильцхен даже не доставит письмо, хотя и обещал?  Откуда ей было знать, что он сдержит слово? Ведь ее муж не сказал, что ей будет позволено получить ответ на свое послание.

Румпельштильцхен застал ее в самый разгар этих размышлений.  Белль подскочила от звука его шагов, не услышав, как он спускался по лестнице. Как долго он стоял в дверях, наблюдая за ней? Должно быть, чувство вины явно отразилось на ее лице, когда она оттолкнула письмо подальше от себя, потому что Румпельштильцхен склонил голову на бок, неспешно приблизился и встал за спинкой стула, быстро пробегаясь глазами по написанным строчкам.

В течение нескольких жутких мгновений Белль казалось, что он может читать ее мысли, и это безумно напугало ее.

- Я доставлю его попозже, - сказал он, взявшись за спинку стула, - и постараюсь, чтобы твой отец не получил сердечный приступ при этом.

- Спасибо, - облегчение Белль, что он все же не умеет читать чужие мысли, должно быть также ясно читалось на ее лице, как до этого - чувство вины.

Она предпочла промолчать и, несмотря на ноющие ребра, взяла чайник и залила горячей водой приготовленные листья.

Румпельштильцхен стоял у нее на пути и не двигался. Он лишь внимательно наблюдал за женой, вместо того, чтобы посторониться, так что Белль пришлось каждый раз обходить его, когда она ходила туда-сюда от очага к столу. Это заставило ее чувствовать себя неловко, хотя причина на этот раз была совершенно не в ее недавних мыслях. Он всегда держался так отстраненно, и эта внезапная, навязчивая близость смутила ее.

- Это все еще причиняет тебе боль, - сказал он, когда она протиснулась в очередной раз в узкое пространство между ним и столом, чтобы налить чай и поставить тарелки с выпечкой.

-Что? - занятая чашками и блюдцами, Белль не сразу сообразила, о чем он.

Только когда она посмотрела на Румпельштильцхена и увидела, что он показывает на свой правый бок, Белль поняла.

- Нет, мне гораздо лучше. Это просто из-за чайника. Мне следовало налить меньше воды, вот и все.

Румпельштильцхен оперся руками о стол и с ненавистью посмотрел перед собой, на ее письмо домой.

- Моя магия, - медленно и осторожно начал он, - чуть не разорвала тебя пополам. Если бы я запоздал хоть на одну секунду, хоть на один удар сердца, и не успел бы смягчить удар, она бы убила тебя! - это звучало, как обвинение - он холодно и четко цедил слова сквозь зубы.

Белль слушала, застыв с горячей чашкой в одной руке и с блюдцем - в другой. Его гнев стал почти ощутимым, прорвав, словно вихрем, магический кокон вокруг него, и заставил волоски на голове Белль встать дыбом.

- И все, что ты можешь сказать, - его холодный напряженный голос приобрел хриплые интонации, - что тебе следовало налить меньше воды в чайник?! - Румпельштильцхен резко поднял голову, и Белль вздрогнула, выронив чашку и блюдце из рук. Горячий чай выплеснулся на ноги, быстро впитался в шерстяные чулки и болезненно обжег нежную кожу.

Она громко ахнула, но все же не смогла разорвать зрительный контакт.

Его глаза... бушующее страдание в них... у нее перехватило дыхание.

- Я...Я знаю, что осушалась вас.... - лишь смогла выдохнуть она едва слышно.

Румпельштильцхен издал невнятный сдавленный звук и резко отвернулся, явно собираясь уйти, но в нерешительности остановился, словно не мог выбрать направление, куда все-таки пойти.

- Я чуть не убил тебя, женщина! Почему ты не ушла? Я не... – у него перехватило дыхание, как и у нее, он замолчал, как и она до этого, и в наступившей тишине Белль могла слышать стук собственного сердца.

Его гнев, его страдания... кажется, она не была ни причиной этого, ни целью. Сердце  Белль защемило - он и правда не понимал, почему она выбрала быть с ним, когда он отпустил ее.

Когда она обходила стол, то от потрясения и волнения шаги ее были неустойчивыми, слабыми… Красавица встала перед мужем.

- Я прощаю тебя, - сказала она с уверенностью, которая словно пришла откуда-то извне, - Я верю тебе, когда ты говоришь, что никогда не хотел причинить мне такого вреда и боли. Я прощаю тебя, Румпельштильцхен, - твердо сказала Белль.

Что-то, похожее на злость начало зарождаться в груди в ответ на его молчание и избегание ее взгляда. Что еще он хочет от нее, если не прощения?

Румпельштильцхен отшатнулся, когда она протянула ему руку, но Белль продолжала держать ее вытянутой ладонью вверх, словно ожидая его решения. Видя это, он очень медленно взял ее руку в свои ладони. Еле уловимая дрожь прошла по его телу, похожая на ту, что сотрясала его в их постели, когда они были вместе. Сострадание и нежность волной захлестнули Белль, смывая в никуда ее собственные раздражение и боль.

Красавица положила другую руку на их соединенные ладони и ласково погладила его по обнаженной коже, неприкрытой золотистым кружевной манжетой.  Наконец, она сделала достаточно, чтобы Румпельштильцхен набрался смелости взглянуть ей в глаза. Но он был таким потерянным и потрясенным, что все, что смогла сделать Белль, это постараться самой не отвести взгляд.

- Ты слишком добра, - сказал он, и его голос был напряженным и тихим. - Слишком добра к старику.

- О, уже не говоришь о себе, как о старом монстре? - она попыталась улыбнуться сквозь набегающие слезы. - Что ж, полагаю, это неплохо для начала.

- К старому монстру, - послушно поправился Румпельштильцхен, но она ощутила его облегчение, робкую неуверенность и стеснительность в голосе. - Я слишком долго жил здесь один. Замок и его магия защищает меня и все, что является моим.

- Не от пыли,- сказала Белль, почти смеясь от переполнявшего ее облегчения, - не от грязи.

- Это никогда не причиняло никому вреда, - он сжал ее пальцы так сильно, что обручальное кольцо врезалось в кожу.

Но Белль не убрала бы свою руку ни за что на свете. Видеть мужа вот таким, открытым и незащищенным, было лучшим подарком для нее.

Спустя мгновение он наклонился к ней и осторожно прижался своими губами к ее. Это было похоже на благословение. Белль приоткрыла губы, принимая его прикосновение, в то время как ее дыхание участилось, а облегчение переросло в безграничную радость предвкушения. Она понимала, что все это было от пережитого страха, но в то же время этот страх сделал ее достаточно смелой, чтобы ответить на поцелуй и притянуть Румпельштильцхена ближе к себе, положив руку ему на плечо.

Он закрыл глаза, даже зажмурился, словно ожидал, что она вот-вот оттолкнет его. Но Белль вместо этого скользнула рукой под его жесткий воротник и зарылась пальчиками в волосы, так что теперь, в случае чего, она могла вновь притянуть его для поцелуя.

Из его горла вырвался тоскливый стон, так что у Белль вновь едва не навернулись слезы на глазах, и руки Румпельштильцхена крепко обхватили ее, отчаянно прижимая к себе.

Она видела, как целуются любовники, и это всегда казалось ей какой-то странной деятельностью.  Теперь же она имела представление об истоках удовольствия в поцелуе, в игре губ и языка, выразительности даже малейшего движения и касания.

Их первый интимный опыт, оставленный в темноте спальни, помог приобрести некую уверенность в действиях, так что теперь Румпельштильцхен настойчиво и жадно водил шероховатыми губами по ее губам до тех пор, пока они не стали слишком чувствительными и трепещущими, а во рту появился его вкус.

Его руки, ласкающие спину Белль, пришли в движение - одна запуталась в ее волосах, а другая спустилась ниже, на талию, массируя ее легкими круговыми движениями.

Все началось с его потребности быть рядом с ней и ее предложения дать успокоение в своих объятиях, но все изменилось, когда их руки начали блуждать по телам друг друга. Белль поняла, что в ней зарождается желание – внизу живота словно появился горячий, пульсирующий ком. Она вспомнила, как прикасалась к себе прошлой ночью, и это вновь вернуло ее к мыслям о том, как Румпельштильцхен брал ее когда-то.

Знал ли он похожее удовольствие? Или его жажда и потребность были еще глубже и сильнее, чем ее собственные?

Когда Румпельштильцхен наклонил голову и поцеловал ее плечо, Белль откинула голову, наслаждаясь ощущениями, которые дарили его губы. Это были невесомые, почти неуловимые касания, но в тоже время они словно еще туже натягивали нить ее желания где-то внутри, и красавица знала, куда это приведет - к удовольствию, которое муж помог ей отыскать.

Он целовал ее все ниже и ниже, поддерживая Белль, когда его рот впервые накрыл ее обнаженную грудь, а затем ей пришлось прикусить губу, чтобы не застонать - Румпельштильцхен зарылся лицом между ее грудей и глубоко вдохнул ее запах, содрогаясь от собственного желания.

То, как быстро чувства захватили власть над ее волей, испугало Белль, но она теперь была почти уверена, что с ним происходит то же самое. Это понимание придало ей смелости продолжать и не останавливаться. Она попыталась скопировать его жесты, возвращая поцелуи в ответ, но он был затянут в жесткую одежду от самого горла до лодыжек, и неуклюжие попытки Белль не приносили никаких результатов. Вместо этого она решила послушно обмякнуть и расслабиться на какое-то время, когда он приподнял и усадил Белль на уголок кухонного стола, прижавшись к ней еще ближе и вновь завладев ее ртом.

Белль нравилось их теплое взаимопонимание, то, как он отзывался на движения ее пальцев у себя на шее и кудрях на затылке. Она обнаружила, что может направлять его без слов, может заставить целовать ее щеки, подбородок и даже грудь, которую он от усердия едва не принялся покусывать. Правая рука Румпельштильцхена начала играться со шнуром ее лифа, и дрожь его едва сдерживаемого желания сменилась удивительным терпением, с которым он принялся безуспешно дергать небольшой бант у нее под грудью. Он мог бы развязать его одним сильным рывком в любой момент, и от этой мысли Белль нетерпеливо заерзала на своем деревянном сидении.

Теперь его улыбка совсем не была похожа ни на смущенную мальчишескую, ни на вызывающую насмешливую ухмылку, такую привычную для окружающих. Вместо этого его лицо озарилось откровенным наслаждением при виде ее реакции на его ласки.

Обхватив его лицо ладонями, Белль дождалась, пока он поднимет голову и посмотрит ей в глаза. Он так сильно в ней сомневался, ее муж, Румпельштильцхен, а во мраке она была не в состоянии изучить его, отвечать на его изменчивое настроение, но здесь и сейчас Белль получила возможность  как следует разглядеть и попытаться понять его. Он не стал протестовать, когда она ухватилась за лацканы и попыталась стащить сюртук с его плеч. Белль не могла как следует обниматься с ним, облаченным в подобное одеяние, покрытое шипами, которое было хуже рыцарских доспехов.

Сюртук был слишком хорошо подогнан по фигуре, чтобы его можно было вот так легко стянуть, но Румпельштильцхен сам смог избавиться от этой грубой детали одежды всего парой небрежных движений плечами. Ужасная штука незаметно упала позади него на пол, а сам он вновь принялся ее целовать.

Теперь муж был намного мягче. Не было той застенчивой нежности, которую он выказывал на их брачном ложе, во тьме. Это были медленные размеренные ласки, с помощью которых он показывал ей, как глубже его целовать, как могут встретиться и переплестись их языки, поддразнивая друг друга в восхитительном танце, как двое могут насладиться друг другом. Судя по всему, Румпельштильцхен, как и она сама, не был большим мастером в этих делах, но они быстро учились друг у друга. Взаимный интерес, а также цель получить и дать как можно больше удовольствия - вот что было сейчас общее между ними.

А еще ее целью стало пусть и мимолетное, но счастье Румпельштильцхена, она хотела доказать ему, что у него есть верная жена, которая может научиться любить его, холить и лелеять, если он только позволит делать это. Были ли у него другие цели? Белль полагала, что да, наблюдая, как он, наконец, потянул ленту и распустил бант, стягивающий ее корсет. Их лица были совсем рядом, и они оба пристально наблюдали за его рукой с темными пальцами, которые терпеливо поддевали ленту, вновь и вновь вытягивая ее из петель корсета. Видя, что его пальцы почти добрались до ее груди, они оба задышали чаще, вторая его рука слишком крепко сжимала ей бедро, выдавая его жадное нетерпение перед финальным рывком.

Когда лента оказался у него в руке, Румпельштильцхен поцеловал Белль, и она надолго забыла о своей одежде. Ее челюсть побаливала от долгого непривычного занятия поцелуями, но она не могла остановиться и перестать ему отвечать, а порой даже требовать больше.  Она почувствовала момент, когда он вытянул ленту из лифа, оставив его раскрытым, и просунул в вырез свою ладонь.

Ее сорочка была из простого теплого хлопка, и когда его рука, накрыв ее грудь, жадно сжала плоть, Белль не смогла сдержать дрожь наслаждения, вспомнив, как нечто подобное   с ней уже происходило. Белоснежный хлопок смялся под его пальцами, ее тело помнило это ощущение, жаждало того, что последует после этого. Когда Румпельштильцхен сдернул ниже ослабленный ворот, обнажая грудь, Бель отшатнулась - не от него самого, а от шока быть раскрытой, быть увиденной без одежды. И вызывать при этом его восхищение, тут же осознала она. Ее рука прочно удерживала его за шею, чтобы он по ошибке не решил, что ее дрожь является признаком отвращения. Это было восхитительное, и в тоже время шальное осознание того, что ее грудь обнажена, и что она вызывала его интерес таким новым, непонятным ей пока способом.

Опьяненная ощущениями, она проследовала за его взглядом и тоже посмотрела на свою грудь, наблюдая, как он чуть царапнул ее сосок своим темным ногтем, от чего тот сморщился и сжался, став почти болезненным к прикосновениям.

Почти.

Потрясенная и остолбеневшая, Белль смотрела с приоткрытым ртом, как Румпельштильцхен перекатывает его между пальцами и пощипывает. Красавица замерла, когда он внезапно наклонился и поцеловал ее прямо туда, закрыв волосами обзор, но при этом возведя ее желание до небывалых высот. Он нежно придерживал за плечи и целовал грудь Белль с жадностью и страстью, с которой совсем недавно целовал ее губы. Каждый раз, когда соска касались его губы, язык, или - о, боги - зубы, она не могла сдержать стон. Даже если Румпельштильцхен и сомневался в искренности ее желания, все его сомнения развеялись, когда он поднял голову. В его глазах Белль увидела озорство, темную жажду и... надежду. Она чувствовала, что теряет контроль над своими эмоциями. Ей хотелось улыбнуться ему, но мышцы лица не слушались, а дыхание оставалось неровным и резким, так что приходилось дышать через рот.

Как долго может длиться эта пытка? Белль потеряла счет минутам, как и в те разы, когда он брал ее, или когда она пыталась удовлетворить саму себя прошлой ночью.

Как долго ее тело сможет вытерпеть такое, без того, чтобы не заболеть или умереть без этого? Белль не могла подобрать слов, чтобы выразить всю глубину ее противоречивых чувств.

- Пожалуйста, - прошептала она, заставляя свои губы придать словесную форму звукам.

Не говоря ни слова, он словно пушинку поднял ее со стола и поставил на пол. Тело Белль скользнуло вдоль его тела, в результате чего дыхание Румпельштильцхена стало таким же тяжелым и прерывистым, как ее собственное. Он попытался схватить ее юбки и поднять их вверх, но запутался в слоях одежды. Наконец, нащупав ее бедро, а потом и хлопок нижнего белья, он осторожно просунул руку ей между ног. Белль схватилась за его вторую руку, уверенная, что ноги подведут ее, и сейчас она осядет на пол. Но Румпельштильцхен мягко развернул ее так, чтобы она могла опереться на стол, и его рука вновь вернулась туда, где была так желанна.

Он гладил жену сквозь влажный хлопок, крепко придерживая ее другой рукой, если она подавалась вперед, сам при этом застыл неподвижно позади нее, позволяя опереться о себя в случае необходимости.

Это было невыносимо, выше ее сил, думала Белль, сдерживая крик; вдруг он потянулся второй рукой и развязал ленту, поддерживающую ее белье. В следующий миг он обхватил ее спереди обеими руками и спустился ладонями вниз к темному треугольнику волос между бедер. Она привстала на цыпочки, глупо постанывая и чувствуя, как он тихо смеется, при этом это был отнюдь не привычный злой и язвительный смех. Его правая рука надавила сильнее, начав потирать чувствительное место, и Белль, наконец, нашла то, что так долго искала - этот ритм, что он задал, эти твердые, уверенные движения его руки, ласкающие напряженный бутон прямо под жесткими завитками... С каждым вздохом она приподнималась на цыпочки, беспомощно пытаясь одновременно продлить эту пытку и избежать ее. Румпельштильцъхен наклонился и уткнулся лицом в ее спутанные волосы, обжигая шею горячим дыханием. Этого оказалось достаточно.

Сладкие спазмы начали сотрясать тело Белль, парализовав ее на несколько секунд, а затем заставили прижаться сильнее к услужливым пальцам мужа. Она точно знала, что кричала много раз, и радовалась тому, что не могла осознать, что делает - какие слова выкрикивает - пока восторг не достиг пика, разбиваясь, как волна о берег.

И схлынул, как морской прилив.

Ее руки тряслись от напряжения, поддерживая вес тела, но Румпельштильцхен не дал ей и минуты покоя. Она почувствовала, как позади нее он пытается снять собственную одежду, а затем ласковые руки развернули ее лицом к нему. Ее ошеломленное, дрожащее безмолвие, казалось, развеселило его, но сейчас он определенно жаждал Белль. Она видела, как это страстное желание вернуло его лицу серьезное выражение, хотя глаза по-прежнему светились теплым смехом.

Она опустила взгляд, ошеломленный, мечтательный, и увидела, что его рубашка сейчас не была заправлена в брюки, а сами они были приспущены, собравшись складками у щиколоток. Муж все еще был скрыт от нее одеждой, но одна только мысль о том, что там он голый, под рубашкой, заставила ее прикусить губу и искоса бросить на него вопрошающий взгляд.

Что ей следовало делать? Как она могла доставить ему столь же сокрушительное наслаждение, которое он с такой легкостью только что подарил ей?

Он присел на одну из ближайших кухонных табуреток и притянул Белль к себе. Его руки были влажными от ее соков, и по телу Белль прошла дрожь от этих скользких прикосновений.

- Сядь, - прошептал он, придерживая ее за талию. Грубая кожа его ботинка терлась о ее лодыжку.  Белль начала поворачиваться боком, чтобы присесть ему на колени, как в прошлый раз, но он потянул ее вперед так, чтобы его колени и стул оказались у нее между ног, после чего Румпельштильцхен поднял ее пышные юбки и стянул вниз нижнее белье, чтобы она могла переступить и освободиться от него.

Ох.

Донельзя удивленная, Белль села к нему колени. Но прежде, чем ее непонимание того, каким образом все должно случиться, переросло в неловкость, он снова принялся ее целовать. Она знала, что звери поворачивают самок спиной к себе, а мужчины, напротив, берут своих жен на брачном ложе  лицом друг другу, но на этом ее знания заканчивались.  С другой стороны, пока он целовал ее, все это казалось неважным. Его руки ласково обнимали ее, а поцелуи были нежными и неторопливыми, так что сейчас ей было очень даже комфортно на его коленях. Это дало ей время взять себя в руки и привести дыхание в норму, после чего Белль смогла взглянуть на ситуацию более изобретательно.

Ох.

Что ж, он был раньше мужем, а она никогда еще не была женой. Она доверится ему, если он считает, что так это будет работать.

Одной рукой он придерживал Белль за ягодицы, лениво сжимая пальцами нежную плоть. С трепетом и смущением Белль догадалась, что другой рукой, находящейся между их телами и скрытой краями рубашки, он трогал себя.  Она опустила взгляд, и, прежде чем успела подумать и остановиться, робко приподняла край его рубашки двумя пальцами, чтобы взглянуть....

Румпельштильцхен замер, крепко сжав ее руку, словно боялся, будто она сбежит от него без оглядки, если увидит это. Орган, которым он проникал в нее, и который в будущем подарит ей детей. Открывшаяся картина не шокировала ее, только вызвала интерес, а также Белль смущала смелость собственная действий.

Он держал себя, как мужчина обычно держит посох или жезл, скрывая при этом большую часть длины. Верхняя часть была явно шире, набухшая и по цвету похожая на самые темные румяна, которые только можно было себе представить.

- Тебе не нужно, - начал он неуверенно, когда Белль отпустила край рубашки и наклонилась, чтобы поцеловать его,  - это... - но она закрыла его рот поцелуем, используя свой язык и губы, пока он не прекратил попытки что-то возразить. Обе его руки оказались на ее ягодицах, сжимая их сквозь смятую ткань юбок.

- Покажи мне, как, - прошептала она, попытавшись скрыть свой выступивший румянец, прижимаясь к нему щекой. Тогда он приподнял ее и... опустил ее прямо на эту штуку, так легко и без всяких усилий, что она поспешно уперлась ногами в пол, боясь, что он пронзит ее насквозь. Но услышать его шипение от удовольствия стоило всей той неловкости, которую она испытывала, пытаясь балансировать на коленях у мужа и одновременно с этим прятать от него свое лицо.

Румпельштильцхен поддерживал ее под ягодицы, принимая часть веса на свои руки, что делало эту позу намного удобнее. И намного приятнее тоже - принимать его в себя настолько глубоко, настолько неожиданно, что порой это было на грани боли - еще ни разу она не чувствовала такого в его объятиях.

А затем...

Сознание Белль затуманилось, когда ее собственное тело вновь взяло над ней контроль.

Он заставил ее двигаться, раскачивать бедрами вперед и назад, а потом, научившись поддерживать собственный вес руками, и обретя силу в ногах - вверх и вниз, так, что он скользил внутри нее - разные траектории движения лишь усиливали удовольствие.

Румпельштильцхен спрятал лицо у нее на груди, тяжело дыша, оказавшись полностью потерянным в этой тишине, которая сейчас демонстрировала куда более срочную и настоятельную нужду, чем любой из звуков, произнесенных им в темноте спальни. Он продолжал помогать двигаться ей и начал двигаться сам. Белль почувствовала, как пальцы на ногах напряженно поджимаются, а колени слабеют. Он дернулся и застонал еще до того, как она приблизилась к следующему внутреннему взрыву восторга. Но сам факт, что это может повториться, так ее очаровал, что у Белль перехватило дыхание, как и у мужа, когда тот неуклюже завершил свое дело и замер без движения.

- Ох, - прошептала она, целуя шею Румпельштильцхена, там, где могла добраться до голой кожи, видневшейся из-под грубого воротника его камзола. - Ох.

К изумлению Белль его мужское достоинство уменьшилось и выскользнуло из нее. Оно перестало быть похожим на кол, смягчилось и сделалось меньше, что дало ответ на множество ее практичных вопросов относительно этого предмета. В кровати с ним она была слишком переполнена чувствами, или наоборот - напрочь лишена их, но сейчас понимание было совершенно четким и ясным. Она спрятала в памяти полученные ответы на невысказанные вопросы, наслаждаясь тем, как крепко и бережно муж обнимает ее, пока его дыхание становилось вновь размеренным и спокойным.

- Ну, моя дорогая, - сказал он, откидываясь на спину, чтобы увидеть ее лицо, - кажется, я основательно развратил тебя. Возможно, хорошо, что ты написала письмо отцу заранее, - он выглядел ошеломленным, но довольным и немного сонным.

Белль улыбнулась.

Ей хотелось продолжать, вновь почувствовать это всепоглощающее блаженство, но как приятно было просто смотреть в его глаза сейчас, наполненные мягкой нежностью и умиротворением; суровые морщинки исчезли с лица.

- Ты позволишь мне применить немного магии, вместо того, чтобы делать это, как положено?

Белль уже начала было спрашивать, что он имел в виду, но внезапно почувствовала, как у нее перехватило дыхание - она оказалась в облаке фиолетового дыма - а спустя мгновение уже обнаружила себя сидящей на собственной кровати.  Он стоял рядом с ней и выглядел донельзя довольным собой. Их одежда все еще была в позорном беспорядке, и даже его элегантные локоны выглядели немного потрепанно.  Белль боялась даже предположить, на что сейчас похожи ее собственные волосы.

Все произошло днем, поняла она. Но достаточно поздно, чтобы небо потемнело, а свечи зажглись при их появлении. Белль никогда не думала, что можно проводить время подобным образом не только ночью, но Румпельштильцхен, казалось, вообще не думал об этом. Она, в свою очередь, была только рада тому, что он не пытался прятаться от нее в темноте.

- Это безнравственно, ложиться в постель еще  до того, как мы выпили наш чай? - она чувствовала себя неловко.

Ей было интересно, что если он решит касаться ее снова, или она скажет ему, что все еще полна желания и жажды? Вдруг он сочтет ее алчной и ненасытной, порочной?

Румпельштильцхен, вздохнув, лег на спину, в то время как его рубашка скрывала все самое интересное от ее пытливого взгляда. Белль задалась вопросом, сможет ли он спокойно уснуть подле нее? Он выглядел таким умиротворенным и усталым.

- Безнравственность у меня в крови, - сказала Румпельштильцхен, пытаясь прибегнуть к своему насмешливому тону. Это была лишь отдаленная тень привычного сарказма, и Белль улыбнулась про себя. - Я считаю, что мы вправе делать все, чего ты пожелаешь, дорогуша, не так ли?