Глава 13: Невольный танец

Целый день ничего не делать и отдыхать - совсем не так уж плохо, думала Белль. Румпельштильцхен был одновременно внимательным и отстраненным, так что ей с одной стороны не было одиноко, а с другой - не пришлось выдумывать темы для совместных бесед. Она чувствовала покой и умиротворение, терпеливо осваивая новую разновидность стежков в своем шитье, которыми хотела украсить принадлежности для детской.

Белль сама не ожидала, что это занятие так придется ей по душе. Румпельштильцхен долгие часы проводил за колесом прялки и казался вполне удовлетворенным ее молчаливой компанией. Он проследил, чтобы она плотно поела, дважды пил с ней чай, но когда, на закате, Белль поднялась из кресла, чтобы вернуться к себе, между ними будто разрушились тончайшие чары.

- Мы увидимся позже? - спросила она, наблюдая за его работой у прялки. Его глаза широко раскрылись в удивлении, но уже в следующий миг он нахмурился и уставился в пол.

- Вам нужно отдыхать, - он попытался изобразить сильную увлеченность своей работой, - Доброй ночи, миледи.

Белль обошла вокруг колеса, поднялась на платформу, на которой стояла прялка, и наклонилась, чтобы запечатлеть поцелуй на щеке мужа.

- Тогда, доброй ночи, - произнесла она, видя, как он примерз к месту от этого ее крошечного жеста. Она могла поклясться, что Румпельштильцхен задержал дыхание, пока она не отошла подальше.

Несмотря на то, что она чувствовала себя хорошо отдохнувшей, подняться по лестнице оказалось совсем непросто. Взбираясь по ступенькам, Белль думала о стеснительности Румпельштильцхена, его удивлении при малейшем проявления тепла или привязанности. Или верности. Она знала, что повергла его в полный шок, не попросив моментально разрешения вернуться домой к отцу.

Отпустил бы он ее? Позволил бы уйти и больше никогда не возвращаться? Она бы все равно осталась его женой, это не было таким уж неслыханным делом, если супруги жили отдельно друг от друга. По крайней мере, это было не таким позорным, как, например, супружеская измена - быть брошенной мужем ради другой - ужасная перспектива.

В любом случае, отец с радостью примет ее обратно, не так ли? Не обращая внимания, опозорена его дочь или нет? Белль попыталась представить, как будет жить дальше, день за днем, лишенная всякой надежды на любовь со стороны другого человека. Лишенная общества, легких прикосновений, которых не будет в окружении других людей, занятых своими личными делами…лишенная улыбок и разговоров. Как долго он прожил в этом замке, наполненном гуляющим эхом, окруженный бесполезными сокровищами и жуткими реликвиями?

Одна жена, сказал он. Много лет тому назад.

Истории о Румпельштильцхене переходили из поколения в поколение, уходя корнями в глубину веков. Он был старше большинства границ, расчертивших этот мир. И за все это время - только одна жена? Это не отрицало другие возможности, но Белль чувствовала сердцем, что Румпельштильцхен никогда не приводил в замок толпы подружек, куртизанок, любовниц или даже прислугу. Иначе ее простые проявления человеческого тепла так  бы его не шокировали.

Добравшись до своих покоев, Белль, наконец, тяжело опустилась на краешек кровати. Словно вместо приветствия, при ее появлении тут же загорелись свечи. Огонь в камине здесь никогда не потухал и не требовал ее внимания, при этом сам становился сильнее или слабее в зависимости от погоды за окном. Кровать всегда оставалось убранной, а простыни - свежими.

Сегодня в изножье кровати была расстелена та самая ночная сорочка, в которую ее облачал Румпельштильцхен, совершенно чистая и свежая, несмотря на то, что Белль снимала ее утром, пропитавшуюся потом от лихорадки. Белль притронулась к ней кончиками пальцев, усевшись глубже на кровать и болтая ногами. Это было прелестное одеяние, не нуждавшееся в украшении вышивкой или вычурной краске - просто изысканный отрез ровного гладкого шелка молочного цвета. Лишь голубая лента, зашнурованная от шеи до груди, нарушала эту простоту, и только сейчас Белль осознала, что этот оттенок очень хорошо сочетался с цветом ее глаз.

Она вспомнила, как Румпельштильцхен прижимал ее к себе в кресле у камина, как расстегивал жемчужные пуговки на ее старой простой сорочке... Белль мысленно представила его пальцы, развязывающие голубую ленту и ласкающие ее, как в тот раз, у огня.

Эта картина, невероятно живая в ее воображении, на секунду шокировала Белль, но потом красавица одернула себя - ведь ничего порочного или развратного тут не было. Нет ничего плохого в том, чтобы приветствовать прикосновения собственного мужа. Она была достаточно проницательной, чтобы понимать - не все жены так поступают, и тем более испытывают удовольствие от выполнения супружеского долга.

Если вспомнить поведение Румпельштильцхена во время их первой брачной ночи, то такой вывод напрашивался сам собой. Значит, Белль повезло получить такого мужа, нежного и заботящегося об ее удовольствии. Мысли наполнились картинами его рук на ее теле... Что может быть в этом неправильного?

После той ночи болезненное беспокойство больше не появлялось, но сейчас от этих мыслей оно снова проснулось в ней и явственно стало сильнее, пока Белль переодевалась в ночную рубашку. Зная, к чему ведет это чувство тяжести, она попыталась не обращать внимания на свое состояние, чтобы не испытывать ранее сопровождавшего ее неприятного нетерпения.

Белль не знала, почему это вдруг нашло на нее, когда муж ясно дал понять - он хочет, чтобы она выспалась. Но, независимо от ее желания, тело все равно уже было готово принять его в себя. Это не имело никакого смысла.

Когда они в прошлый раз были вместе, впускать его внутрь себя было намного легче: Румпельштильцхену не пришлось слишком тщательно подготавливать ее после того, как она сама уже достигла разрядки.

Белль оставила дверь открытой и села возле огня. Она хотела дать ему понять, когда он будет проходить мимо ее двери, что была бы рада его компании.

Поднимать руки все еще было больно, поэтому вновь причесывать волосы  оказалось весьма трудной задачей. Волосы были все запутаны и нуждались в тщательном уходе, но усиливающийся дискомфорт в области ребер вскоре вынудил ее прекратить расчесывание. Эти движения причиняли боль, и Белль не думала, что Румпельштильцхен будет рад тому, что она продолжает вредить себе ради кокетства. 

Ей не пришлось слишком долго ждать у камина, когда послышались его шаги на лестнице. Он остановился в открытых дверях, и Белль приложила все усилия, чтобы не улыбнуться про себя.

- У тебя есть какое-нибудь заклинание, чтобы распутать мои волосы, Румпельштильцхен? - окликнула его она, не поворачиваясь. Да, она хотела, чтобы у него не было никаких сомнений в том, что его присутствие желанно. Белль все-таки улыбнулась, но так, чтобы он не увидел. - Мне тяжело причесываться.

- Что ж, - он подошел поближе и остановился рядом с ней, - давайте посмотрим, что можно сделать.

Белль ожидала, что вот-вот почувствует его магию, поскольку сама об этом попросила, но Румпельштильцхен просто взял из ее рук гребешок и щетку, сказал ей чуть наклониться вперед, а затем лично приступил к работе по распутыванию волос.

Ему недоставало терпеливых навыков Лотты, но, услышав ее первый протестующий вдох, он принялся очень аккуратно отделять и придерживать пряди волос у корней, спуская гребешком колтуны к самым кончикам. Несколько раз, неуклюже дернув ее за волосы - и издавая раздраженное фырканье (Белль легко распознала их, это были зарождавшиеся проклятия, которые он сдерживал в ее присутствии), ему, казалось, удалось набить руку.

Белль пришла к выводу, что волосы являются своего рода разновидностью ткани, а уж в этом деле его умениям и навыкам можно было только позавидовать. Пока он работал, Белль прикрыла глаза. Поначалу он распутал колтуны, а потом, вернув ей гребень, взялся медленно расчесывать волосы щеткой до тех пор, пока они полностью не разгладились.

- Прекрасно, - провозгласил он, разложив волосы по ее плечам и пригладив их ладонью, после чего отдал ей в руки щетку:

- Миледи.

Он сейчас уйдет, поняла Белль, и ее сердце упало.

Он сделал, как она попросила, и теперь уйдет, если она не остановит его.

- Моя горничная, Лотта, - сказала она, чуть-чуть заикаясь на первых словах от поспешности, - расчесывала мои волосы каждое утро и каждый вечер. Я и забыла, насколько это приятно. Спасибо.

- Это та, которая капала соплями все время, пока я был в вашем замке? - спросил он с насмешливым отвращением. - И слегла в постель, пока ее хозяйка выходила замуж за монстра?

- Не будь таким злым, - пожаловалась Белль, хотя и понимала, что его слова были чистейшей правдой, обрамленной сарказмом и неодобрением. Лотта именно так и поступила.  - Она боялась за меня. Она была моей самой преданной подругой.

- Но, видимо, недостаточно хорошей подругой для того, чтобы броситься умолять меня пощадить тебя, - сказал он, снова опустив ладони ей на плечи. - Недостаточно преданной, чтобы просто предложить себя вместо тебя или просить разрешения остаться с тобой, что бы ни случилось.

Ну, она же хотела, чтобы он остался. Белль понимала, что ее муж может быть жестоким в таких вещах, о которых она не имеет ни малейшего понятия.

Даже правду он мог заставить казаться жестокой, в то время как она сама старалась смотреть на это доброжелательно. Но он все еще был ее мужем, и она хотела, чтобы он остался с ней сегодня вечером. Нельзя пригласить к себе в спальню некоторые качества и черты характера человека, а остальным преградить путь. Либо ты принимаешь всего человека, либо нет. И все это был ее муж, Румпельштильцхен.

- Нет, - разочарованно вздохнула Белль. Возможно, она и вправду была немного разочарована в Лотте за то, что та бросила свою хозяйку именно в тот миг, когда Белль так необходимы были храбрые и мужественные люди рядом. - Мне придется научиться заботиться о своих волосах должным образом, вот и все. И ты не монстр.

- Разве нет? - он преувеличенно осторожно убрал руки с ее плеч. - Интересно, почему тогда твоя сопливая служанка так рыдала? Возможно, ее просто обуяла радость из-за нашей предстоящей свадьбы?

Его слова все еще были недобрыми и колючими, но теперь Белль уловила в них еще и усталость. Он устал от своей собственной игры, поняв, что Белль не собирается следовать установленными правилам.

Все еще побаиваясь его, Белль повернулась к мужу лицом и заметила, как он поспешно отвернулся, недовольно поджав губы. Его испортившееся настроение лишило Белль прежней решительности, но, потом, она вспомнила, как он выхаживал ее, как присматривал за ней днем у камина, и слегка воспрянула духом. Она подошла к нему, взяла его руки в свои и дождалась, когда он посмотрит на нее. Даже тогда он попытался от нее спрятаться, наклонив голову, чтобы она не могла видеть его глаз; при этом, казалось, Румпельштильцхен изучал голубую ленточку на ее ночной сорочке.

- Шелк тебе идет, - заметил он с той самой мальчишеской стыдливостью, которая не переставала удивлять Белль также как и его неприкрытые попытки ее напугать. - Когда в следующий раз отправлюсь путешествовать, я привезу тебе еще.

Она посмотрела вниз на себя с удивлением.  Он привез сорочку из своего путешествия? Но, опять-таки, он никогда не говорил, что рубашка была волшебного происхождения, только, что он облачил Белль в нее с помощью магии.

- Еще один подарок? - тронутая и смущенная этим, Белль крепко сжала его руки в своих. - Спасибо.

Каким-то образом, между всем этим, они умудрились наклониться друг к другу и сойтись в неуверенном поцелуе. Румпельштильцхен закрыл глаза, Белль последовала его примеру, и их губы соприкоснулись. Кончик его языка дразнил контуры ее рта, а тихий удивленный вздох Белль позволил ему углубить поцелуй. Его руки сжались в ее руках, притягивая Белль на шаг ближе, но не успела она подчиниться, как он отпустил ее и почти спотыкаясь, отступил сам.

Он выглядел растерянным. Испуганным, поняла Белль, застыв от этой мысли, так и не успев выразить протест в форме глупой дразнящей шутки. Она прикусила язык.

- Ты должна отдохнуть, - сказал он, слегка задыхаясь. Его взгляд метался, но Румпельштильцхен так и не решился посмотреть ей в глаза. - Завтра базарный день. Если ты будешь чувствовать себя достаточно хорошо, можем пойти в город. Уверен, они уже давно вне себя от любопытства из-за тебя.

Эти слова напомнили Белль о ее старой няне, которая поощряла ее послушание обещаниями какого-нибудь угощения или услуги на следующий день, если Белль будет хорошей девочкой и станет вести себя примерно, ложась спать…

- Хорошо, - сказала она, не сумев полностью скрыть свое разочарование от такого поворота событий. Как же ей хотелось, чтобы он продолжил целовать ее с таким сладким благоговением, и наблюдать за его смущенным интересом к ней.

Румпельштильцхен подарил ей один из своих изящных полупоклонов, выглядя при этом облегченным, и закрыл за собой дверь.  В течение нескольких вдохов он оставался за дверью. Затем, судя по звуку, перешагивая через две ступеньки, он быстро поднялся наверх.

Что ж! Белль готова была признать, что ее попытки флирта были неуклюжими и неумелыми. Возможно, слишком настойчивая и инициативная жена тревожит Румпельштильцхена сильнее, чем та, которую нужно принуждать?

Белль собралась с духом и просунула ноги под холодные простыни. Она обшарила всю кухню в поисках грелки, но так ничего и не нашла. Это не стало большим сюрпризом, поскольку муж, судя по всему, не чувствовал холода и не проводил времени в постели больше, чем то было необходимо. Возможно, если он продолжит делать ей подарки, она сможет найти способ дать ему знать, что тепло для ее ног - идеальный подарок на время зимних промозглых месяцев.

Дожидаясь, когда ее сморит сон, Белль раздумывала над советом госпожи Елены перед свадьбой. Она ошибалась в одном: Румпельштильцхен определенно не хотел делать это все время.

Разговор с Еленой оставил Белль с мыслью, что ей придется провести первые месяцы ее замужества, обучаясь тактичным способам уклонения от чрезмерного внимания собственного мужа. Или... может, дело в чем-то другом? Елена говорила что-то о том, как часто мужчина способен на это, будто его аппетиты шли вразрез с его способностями.

Существовали ли пределы этой человеческой возможности, как с количеством выпитого вина и съеденной пищи? Будь она дома, Белль могла бы просто набраться смелости и, несмотря на смущенный румянец, попросить госпожу Елену рассказать обо всем остальном. Лучше так, чем неосознанно обидеть мужа своим невежеством.

Невестам перед свадьбой следует говорить, что мужья бывают неуверенными в себе, и очень милыми в этой своей нерешительности, подумала Белль. А еще они могут считать себя слишком уродливыми. Красавица знала, что мужья могут быть и настоящими животными, так что половой акт может принести кровь и боль.  Она знала достаточно для того, чтобы надеяться - ее будущий муж будет выше этого, он будет заботиться и думать о ней.

Белль знала, что несмотря ни на что, этот процесс можно вытерпеть, а в будущем от него появляются дети. Но все остальное? Желание, наслаждение, тепло и комфорт от близости его объятий? Ощущение тянущей пустоты в ожидании мужа, и осознание, что он не желает ее сегодня? Кто способен рассказать невесте, что со всем этим делать?

Когда кровать немного согрелась, болезненное желание стало глубже, превратившись в пульсацию, усиливающуюся вместе с биением сердца. Белль закусила губу и попыталась провести рукой у себя между ног, поймав кончиками пальцев появившуюся влагу, как это когда-то делал Румпельштильцхен. Пальцы осторожно нашли чувствительный бугорок под жесткими завитками волос.

Собственные прикосновения были достаточно приятными. Когда она была младше и любопытнее, то терла, пощипывала и играла с собой в темноте, не забывая о драгоценной девственности, и в результате обычно испытывала восхитительную дрожь. Сейчас, став женой, она осмелилась поместить в себя два согнутых пальца, и поняла, что в этом положении может также прижимать большой палец к скользкому бугорку, который набух словно сам по себе, усиливая таким образом ее наслаждение.

Она вспомнила руку Румпельштильцхена, свое неуклюжее управление его движениями, и то, какой восхитительно жесткой была кожа на его ладонях, ласкающих ее влажные складки. Но и ее гладкая кожа тоже была приятной сейчас.

Мозоль от работы с иголкой на среднем пальце создавал приятные ощущения от контакта, и вскоре... да, она беспомощно терлась о свою руку, вспоминая, как Румпельштильцхен качался над ней... пока не почувствовала сладкий горячий взрыв где-то внизу живота. Конечности свело томительной судорогой, составляя непроизвольный танец тела с ритмами ее тихих стонов.

Ох.

На этот раз, без ее глупых всхлипываний и сопротивления, Белль почувствовала, как тело постепенно расслабляется, а сладкая пульсация сходит на нет. Ее пальцы были покрыты прозрачной жидкостью, чем-то напоминающей бальзам, который когда-то использовал Румпельштильцхен, дабы не причинить ей вреда. Не удивительно, что это было лучше, легче и естественнее, когда он взял ее после этого.

Белль засыпала. Ее дыхание, равно как и сердцебиение, замедлилось, а возбуждение постепенно перерастало в легкую усталость, даже скорее негу. Она попыталась отогнать от себя ненужные сожаления.

Она не думала, что Румпельштильцхен стал бы завидовать ее лично пережитым моментам удовольствия. Ведь поняв себя и свое тело, она сможет доставить еще больше удовольствия и ему, так? Боги, неужели он чувствовал то же самое, когда сотрясался и замирал, будучи в ней, при этом изо всех сил пытаясь не издать ни звука?

От одной только этой мысли пальцы на ее ногах свело судорогой. Заметив это, Белль улыбнулась – сейчас ее ноги были совершенно, абсолютно теплыми