Глава 12: Выздоровление

К тому времени, как Румпельштильцхен принес поднос с ужином, Белль уже могла сесть в кровати и самостоятельно поесть.

Лекарства, похоже, хорошо поработали, пока она спала, с каждым разом Белль чувствовала себя все лучше и даже чуточку веселее.

- Итак, - начала она игриво, попробовав ложку чего-то, похожего на свежий пудинг, - теперь ты мне прислуживаешь.

- Лучше не привыкай к этому, - посоветовал Румпельштильхцен, но без привычной язвительности в голосе. Сейчас он играл роль лекаря, тщательно отмерив новую дозу лекарства и проследив, чтобы она проглотила все до последней капли.

Он старался почаще навещать свою больную, если не мог постоянно дежурить у кровати. В один из своих визитов он принес те две корзины, которые были оставлены у ворот перед... несчастным случаем с ней. Да, решила Белль, мысленно подбирая правильное слово, она будет считать случившееся несчастным случаем. Она подверглась опасности и была ранена, а Румпельштильцхен, судя по всему, страдал не меньше ее самой.

В новых корзинах, в отличие от предыдущих, находились более дорогие вещи. В одной корзине лежали принадлежности для рукоделия: изысканный кружевной воротничок, похоже, сплетенный из золотых нитей Румпельштильхцена; горшочки с редкими специями и маслами; две позолоченные внутри серебряные чаши.  Во второй корзине было полдюжины бутылок меда, тщательно обмотанных мешковиной и соломой.

Поедая горячий пудинг, Белль не могла оторвать глаз от корзин.

- Кто все это послал? - спросила она, но Румпельштильцхен лишь с преувеличенным безразличием пожал плечами и указал на поднос. Белль послушно проглотила еще кусочек и запила чаем. - Это из более зажиточного места, - предположила она.

- Они от купцов, которые управляют моими землями, - уклончиво ответил он. - Владения, находящиеся за пределами моих границ.  Я могу навести о них справки.

- Я хотела бы поблагодарить их, - с надеждой сказала Белль. - Всех их - горожан. Я смогу с ними встретиться?

- Если не будешь хорошо есть и принимать лекарства, то никогда не покинешь эту кровать, моя леди. - Румпельштильцхен подтолкнул поднос поближе. - Давай же, я все это сам для тебя приготовил. Из хлеба, молока, яиц, масла, сахара. Все - собственными руками, - добавил он для большей убедительности.

Белль улыбнулась:

- Когда это ты научился ухаживать за инвалидом?

- Методом проб и ошибок, только что, - впервые после инцидента он продемонстрировал Белль свое извращенное чувство юмора. - И раз ты пока еще жива, значит, у меня неплохо получается.

Белль пришла к выводу, что он прав, потому что смеяться было совсем не больно. Все еще улыбаясь, она доела пудинг и откинулась на подушках с удовлетворенным вздохом.

- Это был очень хороший пудинг, - отметила она, вспомнив, что даже не поблагодарила его за прошлый завтрак. - Спасибо.

Румпельштильцхен забрал поднос, спрятав лицо за волосами, и издал звук, который Белль могла бы принять за "пожалуйста". Он пересел к ней на кровать, достал два пузырька с лекарствами, но поставил их между своим бедром и бедром Белль.

- Мне нужно осмотреть...- начал он, нерешительно указав руками ей на плечо, а затем снова уронил их себе на колени. Он покраснел, вдруг поняла Белль.

Наверное, в этом было виновато освещение – яркий полуденный солнечный свет, смешавшийся с огоньками свечей - только поэтому она смогла заметить, как краска проступила на его скулах. От этого он показался менее... другим.

Белль молча развязала шнурок на ночной сорочке. Та была достаточно свободной, чтобы позволить сохранить немного скромности, когда Белль спустила рукав с плеча так, чтобы он мог внимательно рассмотреть ее заживающие увечья.

Но даже так, она тоже покрылась румянцем, пока руки Румпельштильцхена ощупывали сначала предплечье, а затем плечо.  Он едва касался ее, и все же Белль почувствовала боль от глубоких ушибов, а затем с удивлением посмотрела на себя.  От плеча и до середины грудной клетки кожа была изуродованной и почерневшей. Под грудью и на боках расплылся красный кровоподтек, еще более болезненный и набухший. Разум отказывался понимать, как плоть может так смотреться, и при этом, что еще более удивительно, Белль почти не испытывала боли. Ей на миг показалось, что она видит чье-то чужое искалеченное тело, но потом вспомнила о магии. О магии в его редкостных снадобьях

- Я могла умереть? - забыв о смущении, спросила она, пока он помогал ей снова прикрыться, - без магии?

Румпельштильцхен, нахмурившись, возился со стеклянными бутылочками.

- Нет.  Не умереть. Но боль была бы сильной в течение очень долгого времени. Сейчас все намного лучше. Кости срослись. Теперь организм должен очиститься от токсинов, синяков, и, наконец, от самой магии.  Эта ночь будет не такой спокойной.  Даже целебная магия требует своей платы.

Его тихий и сухой тон не смог обмануть Белль. Ее ранение затронуло его очень глубоко.

Но почему? Весь мир знал о тех страшных вещах, которые он делал. Белль сама испытала некое жестокое удовольствие от того, что он запугивал других и напоминал им о своей силе. Но сейчас Румпельштильхцен не выказывал никакой радости, глядя на живое напоминание своей жестокости в виде отметин на ее теле, которые раньше, наверное, вызвали бы у него лишь радостный смех и ухмылки. Вместо этого он казался угнетенным и несчастным, как и любой человек, чья молодая жена пострадала по вине мужа.  Он выглядел совсем не так, как мог бы выглядеть мужчина, чья новая и незнакомая жена была ранена. Это было больше, чем обычная вежливость.

Белль положила свою руку поверх его и почувствовала, как он напрягся от этого неожиданного прикосновения.

- В конце концов, ты был там, - сказала она, стараясь утешить его, хотя сама и не чувствовала той уверенности, которую хотела передать ему.

- Если бы меня не там было, это могло тебя убить, - выдохнул он. 

Белль догадалась, что он не собирался говорить этого вслух. Он сделал глубокий вдох, выпрямился и снова завернулся в невидимый плащ могущества и самоуверенности.

- Даже мою репутацию можно подпортить, если моя новоприобретенная жена не протянет и недели, - съязвил он, и Белль осторожно убрала свою руку.

Она не знала, как вести себя с ним, когда он становился таким - существом, которое как жестокий ребенок когда-то смеялось и издевалось над страданиями ее отца. Белль только и могла, что напоминать себе снова и снова о том, что скрывалось за этим обликом.

Постепенно, давая ей ложки с лекарствами, Румпельштильцхен вновь успокоился. Дрожь неестественного возбуждения медленно отпускала его, и Белль вспомнила теплый румянец на его коже землистого цвета, появившийся, когда ей предстояло раздеться при солнечном свете.

- Вы были женаты раньше? - спросила она, проглотив большую ложку очень горького лекарства. - Ваши жены протянули дольше одной недели?

- Ох, - оказавшись жертвой своей же шутки, Румпельштильцхен стал почти любезным. Он медленно, с преувеличенной осторожностью, закупорил бутылочку с лекарством, при этом низко наклонив голову. - У меня была жена. Одна. Очень давно.

- О! – от выпитых лекарств у Белль закружилась голова.

Снаружи начало темнеть, зимние ночи наступали быстро, и она чувствовала, как будто весь окружающий мир ее полностью поглощает.

На этот раз ей пришлось проглотить очень большую ложку спирта.

- Ох!

Мысли начали расплываться. Румпельштильцхен слегка приподнял Белль и убрал из-под нее несколько подушек.

Он оставил одну подушку у нее под головой и снова уложил жену на кровать, накрыв одеялом до подбородка.

- Постарайся отдохнуть, - казалось, его голос доносился откуда-то издалека.

Это не был сон. Это не был отдых.

Спустя какое-то время Белль обнаружила себя в кромешной темноте, спящей и бодрствующей одновременно. Она знала, что Румпельштильцхен ухаживал за ней, пока она была на грани сна и яви. Белль горела, словно в огне, ей снились языки пламени и кроваво-красный горизонт, и когда она едва могла сделать вдох, то чувствовала на коже что-то прохладное – влажную ткань на лбу, шее, на руках и ладонях.

Это успокоило ее и позволило лежать неподвижно во тьме, а через какое-то время неподвижность и покой  сменились забытьем.

Белль казалось, или, быть может, снилось, что Руцмпельштильцхен что-то говорил ей ночью. Спустя несколько часов мрака, она пришла в себя и обнаружила мужа рядом с собой, полностью одетого. Он вытянулся рядом с ней на кровати поверх одеяла, подперев кулаком голову, и терпеливо промокал ее обнаженную руку большой губкой.

- Ты сильная девочка, - сказал он, поймав ее взгляд и заметив, что Белль пришла в сознание. - Все скоро закончится.

- Не уходи, - попросила Белль, - не этой ночью.

- Тише, успокойся, - ответил он, опуская губку в миску, что стояла между ними. Затем выжал ее и вновь аккуратно протер ее лоб. По ощущениям это был рай. -  Пусть магия делает свою работу. Дай ей закончить свое дело.

Возможно, почувствовав его собственную магию, Белль ощутила легкое тепло, пришедшее на смену лихорадке. Что-то затягивало ее разум обратно во тьму. Последним воспоминанием перед тем, как погрузиться в сон, стал легкий нервный смешок над ухом и тихий баюкающий голос.

~+~

Белль пришла в себя с первыми лучами солнца. Голова раскалывалась от боли. Кроме этого, тянущая боль растеклась от правого плеча и до бедра.

Перевернувшись на другой бок, она вспомнила, что надо лежать спокойно, но обнаружила, что движение не то, что не ухудшило, а даже облегчило боль. Белль увидела мужа подле себя, лежавшим поверх одеяла, как она и запомнила. Но теперь он спал, подложив руку под голову.

Ага, значит, ты все же спишь, подумала Белль и устроилась поудобнее на левом боку. Сон мало изменил внешний вид Румпельштильцхена, разве что заставил его казаться меньше.

Он был очень хорошо и пропорционально сложен, а его одежда только подчеркивала это.  Когда он бодрствовал, то вызывал уважение к себе, рожденное страхом, и это обманывало глаза. Спящий, с закрытыми глазами, он казался простым человеком. Он дышал неровно, как будто его сны не были мирными, а тело казалось напряженным, а не расслабленным, как у всех людей во сне. Даже рука у его лица была сжата в кулак. 

После горячки Белль мечтала об удобствах своей  ванной комнаты. Зов природы и ноющие от неподвижности мышцы, которые не беспокоили во время болезни, сейчас давали о себе знать, поэтому она решила, что действие целебной магии закончилось.

Может, стоит встать, размять ноющие конечности и смыть следы ночной лихорадки? Наверное, лучше не надо. Румпельштильцхен так мало спал. И раз сон его все же одолел, это, наверное, значило, что он действительно устал? Лучше пока его не беспокоить, да и когда еще выдастся такая возможность - хорошенько рассмотреть мужчину, за которого она вышла замуж? Оставаясь недвижимой и боясь даже лишним вздохом его разбудить, Белль впервые позволила своим глазам свободно блуждать по всему его телу.

Его волосы большей частью были мышино-каштанового цвета, коричневый цвет был ярче и светлее на солнце, а в тени  казался более темным.

Дымчато-выцвевший окрас кожи, казалось, шел откуда-то из глубины, неровно растекшись по самой плоти, и был темнее цвета человеческой крови.

На его лице губы казались слишком тонкими, глаза - ввалившимися, и когда они были открытыми, зрачки казались огромными. Но он не был... Белль вспомнила о его презрении к своей внешности и вздохнула. Он не был неприглядным, или гротескным, или неприятным. Он был... У нее не получалось подобрать нужное слово. Его внешность вызывала ощущение неправильности. Это было предостережение, подумала Белль, как яркая раскраска ядовитых ягод, полоски у осы или узоры на чешуе ядовитой змеи.

Это были бесполые бездумные предупреждения, вызывающие уважение, настороженность и привлекающие внимание, но сами по себе эти вещи не были... уродливыми. И Румпельштильцхен тоже не был уродливым.

Его кожа образовывала странные складки, поднималась короткими пиками, и снова разглаживалась, когда он двигался. Белль приподняла свою руку, чтобы сравнить эластичную гладкость собственной кожи с его неровной текстурой.

Местами его кожа была шероховатой, как дубленая кожа, местами - совершенно обычной, за исключением золотистого оттенка, вызывающего мысли о чешуе маленькой проворной ящерки. Он таким родился? Белль было известно о Румпельштильцхене и его темных делах, но легенды не рассказывали о том, как такое существо появилось на свет. В них порой намекали о тяжелом наказании за какое-то великое зло, или о жестокости природы, которая таким образом приводит в баланс красоту окружающего мира. Но без сомнения это были только сказки, предостерегающие взрослых и детей, чьи слова давным-давно изменились, скорее повествуя об извечной опасности, исходящей от него, чем о его настоящих поступках. Спящий рядом с ней клубочком Румпельштильхцен не казался опасным для кого бы то ни было.

Когда она уже была не в силах лежать спокойно, Белль попыталась слезть с кровати так, чтобы не потревожить мужа, но напрасно. Он резко сел, сразу же подобрался в полную боевую готовность, отчего Белль примерзла к месту, прижав к себе одеяло. Его глаза сузились, а лицо омрачилось. Так продолжалось в течение нескольких ударов сердца, пока он будто смотрел сквозь нее.

- Мне очень жаль, - робко проговорила она. - Я старалась не разбудить тебя.

Он моргнул, и пугающая глубина в его взгляде исчезла.

- Это ваша спальня, моя леди, - весело произнес он, - и незваный гость тут я.  Тебе лучше?

- Да, намного, - Белль осторожно уперлась ступнями в пол и потянулась к столбику кровати, чтобы опереться на него и подняться.

Румпельштильцхен мгновенно оказался рядом, но не прикоснулся к ней. Когда она обнаружила, что может стоять без посторонней помощи, он кивнул и отступил назад.

- Если можешь справиться сама, я оставлю тебя. Болеть не должно, но может беспокоить, - он показал на собственные ребра.

- Я справлюсь, - заверила его Белль.

Альтернативой могло стать только согласие принять его помощь, и... нет. Она просто будет вести себя осторожно.

- Спасибо.

Создалось впечатление, что прошла целая вечность, прежде чем она сумела привести себя в порядок.

Румпельштильцхен оказался прав - боли не было, но ее ребра протестовали против каждого движения, когда она наклонялась или поворачивалась.

Ниже плеча все еще оставалось покраснение, растекаясь дальше по спине, куда она не могла заглянуть без зеркала, но по сравнению со вчерашним, это скорее было едва заметное пятнышко.

Одеваться было слишком неудобно, поэтому она ослабила лиф насколько только можно и повязала сверху шаль, чтобы лучше прикрыться. Расчесывать волосы было еще сложнее, и Белль решила не мучить себя, лишь пару раз проведя по ним щеткой, чтобы пригладить, а потом спрятала их под шалью. Эти усилия утомили ее намного сильнее, чем она хотела бы в этом себе признаваться.

Сегодня точно не будет мытья полов или тяжелых чайников, чтобы заварить чай Румпельштильцхену. Чем же ей занять себя? Белль нехотя достала из корзинки с подарками полотно и нитки. Она прибегала к рукоделию в самом крайнем случае дома, когда скука грозила испортить даже ее спокойный нрав. Да, Белль умела делать красивые вещи, но не видела в этом смысла, зная, что у других женщин получались более изысканные и утонченные изделия, и своими навыками они зарабатывали себе на жизнь. Единственное удовольствие от рукоделия она находила в компании и разговорах с другими женщинами во время работы. В любом случае, это было подобающее занятие, и  Румпельштильцхен попросил ее найти себе именно такое – подобающее.

Осторожно придерживаясь правой рукой за стену или перила, чтобы сохранить равновесие, Белль отнесла свои вещи вниз в большой зал. Румпельштильцхен сидел в дальнем углу возле своей прялки, но тут же встал, когда Белль вошла в зал. Он приблизился напряженными шагами, но остановился, не подходя к ней вплотную. Выражение его лица было закрытым и холодным, но не глаза. Там Белль все еще могла видеть потрясение и неловкость.

- Вот, - произнес он с отчаянием в голосе. Взмахом руки он указал ей на снова стоявшее у камина кресло, возле которого была подставка для ног и маленький столик. - Ты должна находиться в тепле.

Она даже не успела еще сесть, как на столике возле кресла возник поднос с теплым завтраком, состоявшим из каши и чашки чая. Она улыбнулась, безмолвно поблагодарив его.

Пока она ела, то слышала, как он вернулся к своему колесу, но скрип механизма был неритмичным, и Белль чувствовала на себе... пристальный взгляд.

Она знала, что если посмотрит вокруг, то увидит только Румпельштильцхена, занятого своим прядением.  Белль закончила шитье как раз перед тем, как он подошел и уселся перед ней на корточки спиной к жаркому огню, и неуверенно, как ребенок, взглянул на нее снизу вверх.

- Когда будешь чувствовать себя достаточно хорошо, - сказал он, заставляя свой голос звучать ровно и твердо, - то сможешь покинуть эти стены.  Тебе больше ничего не помешает сделать это.

Она склонила голову набок, глядя на него прищуренными глазами.

- Я смогу пойти в город? На рынок?

- ...Да.

Он ожидал другой вопрос, она знала это. Неужели никто никогда раньше не демонстрировал ему свою преданность? Казалось, это приводило его в замешательство, как будто она разговаривает на незнакомом языке, а он отчаянно пытается понять, что она имеет в виду.

- Тогда я схожу туда, - решила Белль. - Я хочу поблагодарить всех за подарки. Хочу встретиться с ними, и увидеть твои земли.

Румпельштильхцен заморгал в полном недоумении и отвел взгляд при виде ее улыбки.

- Обязательно, моя дорогая, - слишком весело ответил он, вскочил на ноги и поспешил обратно к прялке, - обязательно увидите.