Глава 11: Медленная магия

Что-то горькое оказалось у нее во рту, Белль очнулась и закашлялась. Некоторое время она не чувствовала ничего, кроме боли и ослепительного белого света за веками, но, проглотив горькое лекарство, красавица почувствовала, что боль постепенно отступает. Теперь она локализовалась в разных частях тела - голове, груди, руках.

Голову Белль приподняли, и с прохладной ложки в чуть приоткрытый рот по каплям пролилось еще немного жидкости. Она быстро поняла, что таким образом у нее получится глотать, не вдыхая неприятного запаха лекарства, и после еще пары маленьких ложек боль практически исчезла. Голову опустили на подушки, которые оказались прохладными и успокаивающими.

- Белль?

Она повернула голову на звук своего имени. С некоторым трудом Белль заставила веки подняться и открыла глаза.

- О, - прошептала она, увидев Румпельштильцхена, сидящего на краю кровати. Воспоминания неожиданно нахлынули на нее волной. Ее муж, Румпельштильхцен. Его замок.

- Так-то лучше, - произнес он, укладывая ложку и пузырек с черной жидкостью на вельветовую подкладку корзины, стоящую у него на коленях. Она была полна каких-то склянок. Он наклонился над женой, тщательно изучая ее лицо.

- Больше не болит, а?

- Нет, - согласилась Белль, с трудом шевеля языком.

Боли больше не было. На самом деле, не было вообще ничего. Она вновь закрыла глаза и на этот раз ослепительный свет под веками превратился в тихую спасительную тьму.

Когда в следующий раз она проснулась, все вокруг было куда яснее. Это была ее комната, на дворе стояла ночь. В изножье кровати горели канделябры, в комнате было тепло. Румпельштильцхен по-прежнему был здесь, сидел на самом краешке стула, придвинутом вплотную к кровати, и будто бы готовый в любой момент сорваться с места.

- Ты можешь двигаться? - спросил он, ободряюще кивнув.

Белль думала, что могла, но кажется, забыла как это делается. Она чувствовала себя такой слабой, такой больной. Прикусив губу, она пошевелила ладошкой и ступней, а затем кивнула. Эти усилия лишили ее последних сил, и она откинулась на подушки, тяжело дыша.

- Хорошо, - Румпельштильцхен наклонился ближе. - Очень хорошо. Ты сильная девочка.

Белль вдруг вспомнила, как совсем недавно ее подбросило в воздух и швырнуло на мраморный пол, словно тряпичную куклу. Она вздрогнула, слезы навернулись на глаза, но сейчас это требовало слишком больших усилий - расплакаться. Воспоминания были страшными и жуткими. Звук ломающейся кости, горящие от нехватки воздуха легкие...

- Тебе больно? - Румпельштильцхен пересел на кровать рядом с ней, тревога сделала его глаза огромными, а голос - срывающимся.

- Не сейчас, - выдохнула Белль. - Насколько все плохо?

- О, ты поправишься, - вздохнул он. - Не плачь, - он почти умолял.

Белль не могла поднять руку, чтобы вытереть слезы, которые текли по щекам. При этом она даже не понимала, почему плачет.

- Ты голодна? Хочешь пить?

Она чуть покачала головой, желая только одного - чтобы сейчас он ушел. Лекарство вновь клонило в сон.

- Почему ты сделал это? - спросила она, до того, как сама поняла, что же имеет ввиду, - Почему? Ты знал, что я не убегу. Я бы не стала убегать.

Горькие слезы вновь покатились по щекам, рожденные болью и страхом.

- Я не... - умоляюще начал он, все больше приходя в волнение от ее слез, - замок сторожит то, что принадлежит мне, я ведь предупреждал тебя, что ты не должна...

Румпельштильцхен умолк, а рыдания становились все сильнее, тело Белль уже все сотрясалось от них. Отказавшись от попыток утешить жену, вместо этого он осторожно потрепал ее по плечу. Когда она немного успокоилась и сморгнула вновь набежавшие слезы, то увидела его поникшую голову.

- Мне нужен носовой платок, - сказала Белль.

Собственная угрюмость казалась ей странной, такой же непривычной и тяжелой, каким было и ее разукрашенное свадебное платье. Не говоря ни слова, он создал платок и протянул ей. Из воздуха, как заметила Белль, одним из своих изящных пассов рукой. Почему не держать платок в кошельке на поясе или в рукаве, как другие? Она с трудом взяла его непослушной рукой и неуклюже промокнула лицо. Красавица внезапно осознала, что на ней шелковая ночная рубашка. До того, как она пошевелила как следует рукой, Белль и не замечала на себе роскошного кремового одеяния.

Мягчайшее кружево украшало манжет. Он раздел ее, укладывая в кровать! Он раздел ее! Услышав вздох отчаяния, Румпельштильцхен решился поднять на нее глаза, но заметив вопрос в них и проследив взглядом до шелкового одеяния, сжал зубы.

- Магия, дорогуша. Я не подсматривал и не трогал тебя больше, чем было необходимо.

- Ох! - в придачу к замешательству Белль теперь почувствовала стыд от того, что настолько плохо подумала о нем: что он мог бы воспользоваться ее бессознательным состоянием, чтобы... смотреть на нее. Когда они были вместе, он даже не попытался разглядеть ее тело, а она была целиком и полностью уверена, что зрение у супруга отменное, даже в темноте.

- Она... очень удобная. Спасибо.

- У тебя ничего не болит?

- Нет.

- Это тоже магия? - мысль о том, что его магия поработала над ней, нравилась Белль не больше, чем быть нагой в бессознательном состоянии.

- Да, магия, - уныло согласился он, - но не моя. Это лекарство из внешнего мира. Редкое и очень дорогое, - он приподнял корзинку, показывая ей, а затем снова поставил ее рядом с кроватью. - Я мог бы сделать все гораздо быстрее, но за гораздо более высокую цену с твоей стороны. Лучше так, - продолжил он с надеждой в голосе, - лучше и медленнее. Ты просто должна лежать спокойно, а всю остальную работу сделает снадобье.

Белль ясно видела его боль, покуда он ожидал ее ответа и согласия. У нее не осталось больше слов, поэтому она просто кивнула и прикрыла глаза, чтобы не видеть его. Белль снова уснула, или была в состоянии, близком к этому. Сны были живыми, источая неестественные цвета и бесформенную печаль. Время от времени, она осознавала, что Румпельштильцхен приподнимает ей голову, чтобы заставить выпить еще несколько ложечек чего-то горького и вязкого, каждый раз после этого сон уносил ее все глубже и глубже, пока она совсем не перестала воспринимать окружающую действительность.

***

Наступило утро, и Белль смогла уже сесть на кровати. Тело все еще было тяжелым, а пульсирующее ощущение в ребрах и плече ясно говорило, что не стоит больше шевелиться, но все равно возможность размять руки и пошевелить ногами принесла облегчение. Стул все еще оставался рядом с кроватью, корзинка со снадобьями стояла на сидении, но самого мужа нигде не было видно. Поначалу Белль ощутила облегчение, после - болезненный укол, а потом и вовсе потеряла терпение и рассердилась на саму себя за свое двойственного отношение к Румпельштильцхену. Она сложила руки на груди - движение напомнило о том, что она все еще была ранена. Это нельзя было назвать болью, но тело недвусмысленно намекнуло придерживаться совета Румпельштильцхена и не делать лишних движений.

Белль всю жизнь отличалась отменным здоровьем.  Во время тех редких случаев, когда болезнь заключала ее в собственной комнате, Белль никогда не оставалась прикованной к постели и всегда находилась в чей-нибудь компании. Что делать, если восстановление займет дни, недели? На секунду она засомневалась, что сможет воспользоваться даже ночным горшком без посторонней помощи, не говоря уже о том, чтобы помыться, если только... Нет. На примере своего отца Белль научилась не зацикливаться на том, что не может случиться. Румпельштильцхен не бросит ее надолго в одиночестве. Его сюртук висел на спинке в изножье кровати, а стул он оставил рядом. Он просто вышел. Она была почти в этом уверена.

Боль, истерика и последовавшие лихорадочные сны даже не увлажнили от пота шелковую сорочку, в которую он ее облачил. Белль чувствовала себя свежей и чистой, как будто после ванны, так что, возможно, его магия работала, чтобы содержать постель больной в комфорте. Да, такую помощь магии она, пожалуй, примет, решила Белль,

Лучше так, чем всякий раз звать мужа на помощь в том, что Лотта мрачно называла "женскими личными делами". Лотта, как закаленный в боях воин, всегда стояла на страже, пока Белль принимала ванну и одевалась. Каждое утро она поспешно уносила ночной горшок Белль, прикрытый сверху тряпицей, как будто его содержимое чем-то могло отличаться от содержимого горшка любого другого человека.

О боги, у нее скоро пойдет кровь, разве что во чреве уже успел зародиться ребенок Румпельштильцхена, и Белль скорее готова была принять любую магию, чем просить его о помощи в таком интимном деле. Белль напряглась при звуке шагов на лестнице. Это мог быть только Румпельштильцхен, возвращавшийся из того места, где потребовалось его присутствие.

Он поднимался снизу, а не из своей комнаты с зельями и книгами, и это немного успокаивало расшатавшиеся нервы. Он вошел с тяжелым подносом в руках, распахнув дверь носком сапога и застыв на входе, неуверенно вглядываясь в ее лицо.

- Доброе утро, - поприветствовала Белль. Ее голос был охрипшим от жажды, о наличии которой она даже не подозревала до этого момента. Снова магия?

- Ты проснулась, - он сделал попытку улыбнуться, пододвигая поднос поближе.

Он поставил его на кровать, и Белль увидела фарфоровый чайник, чашку с блюдцем и вареные яйца в серебряных подставках с уже срезанными верхушками, под которыми находились мягкие желтки.  Также там были хлеб, масло и джем. Этой еды было гораздо больше, чем она способна была съесть за один раз даже будучи здоровой.

- Перед приемом лекарства ты должна поесть, - настойчиво сказал он, нависая над кроватью и сопровождая слова взмахами рук. - Магию нужно подкармливать.

- Другой магией? - Белль со вздохом потянулась к кусочку хлеба.

- Вовсе нет. - Румпельштильцхен, справившись наконец с непрерывно движущимися руками, сцепил их перед собой. - Я приготовил это собственными руками, - когда Белль взглянула на него, голова мужа была опущена, а его взгляд упирался в простынь где-то рядом с ней.

- Ты умеешь готовить?- она чуть не расхохоталась при мысли о том, как он трудится у нее на кухне, - Румпельштильцхен, Прядильщик, Похититель детей?

- Я могу делать практически все, - нахмурился он, - когда хочу. А теперь – ешь! - после минутной паузы он наклонился, положил поднос к ней на колени, чтобы было проще дотянуться, - пока все горячее.

Белль обнаружила, что в итоге у нее проснулся аппетит, и с благодарностью осушила чашку с чаем, которую он для нее наполнил. Это оказалось непросто, сидя в подушках, но платок, что он ей дал, сыграл роль салфетки, которую она засунула за воротник ночной сорочки, чтобы не испачкать ее яйцами и джемом.

- Откуда вся эта еда? - спросила Белль, утомившись от движений настолько, что была уже не в состоянии подносить еду ко рту. Она отодвинула поднос дальше к ногам, и откинулась на подушки.

- Что? - Румпельштильцхен вновь неподвижно замер на стуле. Даже его руки были неподвижны, - Большая часть из города. Точнее, с близлежащих ферм.

- Значит, это настоящая еда? - настаивала она. - Яйца снесла курица, хлеб сделан из муки, которая была перемолота в мельнице?...

-....да, - смущенный, он наконец решился встретиться с ней взглядом. - А что?

- Но ведь ничего не портится в кладовке. И все, что мне нужно, каким-то невероятным образом сразу появляется там. Я не хочу есть волшебную еду, или еду, которая пропала прямо перед самым носом желавшего ее съесть человека только для того, чтобы украсить твою кладовую, Румпельштильцхен.

- Моя леди, - начал он, сверкая глазами и с трудом сдерживая гнев, - я никогда ничего не краду. Уверяю вас, фермеры и мельники, у которых были взяты эти продукты, получили сегодня изрядную долю золотых монет, с лихвой покрывающую все их неудобства.

- Ой, - теперь была очередь Белль смутиться и прятать взгляд, - Ну. Хорошо.

Он хмыкнул, взявшись руками за подлокотники кресла. Кажется, он надеялся, что его признание вызовет больше энтузиазма со стороны Белль.

- А сейчас время принимать лекарство, - сказал он, вынимая две склянки из корзины. Ни одна из жидкостей в бутылочках не была черной, как та, которой он потчевал ее накануне. Одна из склянок была из темно-красного стекла, другая- прозрачная, в которой Белль разглядела жидкость цвета лесных ягод.

- Что-то болит? - как бы ни был Румпельштильцхен сердит на нее минуту назад, сейчас одна мысль о том, что ей больно, заставляла его задержать дыхание.

- Немного, - ответила Белль,- только когда я двигаюсь.

- Тогда, вот это, - Румпельштильцхен налил в ложку содержимое красной бутылочки. Жидкость оказалась прозрачной и сильно алкогольной. Белль быстро проглотила ее, крепко зажмурившись. В носу перестало щипать, а глаза - слезиться, когда Румпельштильцхен вновь поднес ложку, полную более густой жидкости из второй склянки.

- А это - для излечения. Три ложки.

Каждая последующая ложка казалась еще более горькой и неприятной, и Белль была рада, когда он закупорил склянку и поставил ее куда-то вниз, на пол, возле своего кресла. Она почувствовала легкое головокружение, но едва зародившаяся новая боль тут же прошла.

- Как долго мне придется оставаться в постели?

- День, может быть, два, - Румпельштильцхен очень осторожно забрал поднос с ее колен. Со стороны казалось, будто он боится нападения своей жены, и одновременно - вновь причинить ей боль. - Мне следует оставить вас, чтобы вы могли отдохнуть.

- Нет... - Белль попыталась коснуться его, но лекарство лишило ее последних сил.  - Пожалуйста, не уходите, - собственная настойчивость удивила ее. Ни один из них не был в хорошем настроении, и его присутствие сейчас вызывало неловкость у обоих.

И все же она хотела, чтобы он остался. И не важно, для того чтобы составить ей компанию или просто перед страхом одиночества.

- Пожалуйста. Обещаю, я не буду ворчать. Я просто хотела узнать, откуда берется еда. Прошу, останьтесь.

Поколебавшись минуту, Румпельштильцхен слегка пожал плечами, а потом поднос испарился из его рук. Белль беспомощно улыбнулась, в то время как он с самодовольным выражением на лице вновь разместился на стуле.

- И о чем мы будем разговаривать? - спросил он преувеличенно весело.

Белль понимала, что из них двоих именно он испытывает больший дискомфорт.

- Расскажите мне о вашем путешествии.

Румпельштильцхен поджал губы и сцепил руки.

- Я дал дураку его дурацкую сделку, - каждое медленно произнесенное слово несло в себе налет жестокости. Налет удовлетворения. - Особенно нечего рассказывать. А пока меня не было, вы стали прачкой?

- Я пыталась, - рассмеялась Белль. Смех вернул ощущение давления в ребрах и плече, Белль с трудом сдержала приступ кашля. - С помощью оливкового крем-мыла и ледяной воды. Не думаю, что могла бы этим зарабатывать на жизнь.

Он снова пожал плечами.

- Одежда чистая, - он указал на ее сундук у изножья кровати. Белль поняла, что он спрятал туда сложенные вещи. - Я бы сказал, что вы справились достаточно хорошо.

- И вы думаете, что глупо мне заниматься этим, - ее мысли уже не казались ей такими уж ясными и понятными, как прежде. Слова давались немного легче, уже без болезненных уколов, не имевших ничего общего с ее ранением.

- Не важно, что я думаю, - сказал он, широко разведя руками. - Но, возможно, вы позволите магии нагревать воду, когда в следующий раз вам взбредет в голову заниматься этим? Вы вся перемерзли в той мокрой одежде.

Белль попыталась дотронуться до ворота незнакомой ночной сорочки, но не смогла даже пошевелить рукой, не говоря о том, чтобы что-то поднять.

- Что произошло бы со мной, если бы я сняла покрывала с зеркал? - спросила она через некоторое время.

- Ничего. Просто не делайте этого.

- Я не буду, просто... В смысле, если бы я знала, что вы имели в виду не ступать за порог замка, даже чтобы вас поприветствовать...

- Да, - его резкий тон заставил Белль умолкнуть, но увидев ее тревожный взгляд, Румпельштильцхен тут же смягчился. -Да. Если бы ты знала... Такого больше не повторится, даю вам слово.

Ее глаза устали, веки отяжелели, и она не смогла ответить.  Спустя какое-то время она почувствовала его руки, заботливо укрывающие ее теплым одеялом. Он вновь был нежным и чутким с ней, как когда-то во мраке, на их брачном ложе…

Белль попыталась на него рассердиться за причиненный вред, но все, что смогла ощутить - печаль и боль. Она дала ему свое слово, стала его женой, а он не верил ее слову. И хотя Белль понимала, что магия не имела ни малейшего представления о ее намерениях, было по-настоящему больно от мысли, что Румпельштильцхен не в состоянии понять, что значила для нее эта клятва.

Но она обязательно покажет ему, решила про себя Белль. С каждым днем, красавица вновь и вновь будет доказывать ему, что она верная жена, преданная соратница; не важно, в очаровании от него или в ужасе перед ним, она всегда будет рядом, и ее муж поймет. Обязательно поймет.