Глава 10: Одна

Следующее утро Белль провела на кухне, стараясь подшить края одного из своих платьев так, чтобы они были ей чуть выше лодыжек. Она так и не стала швеей после всех своих уроков рукоделия, и обнаружила, что работать с пышными юбками намного труднее, чем вышивать носовой платок.

Но даже и так, к полудню у нее появилось платье, в котором можно было удобно становиться на колени и скрести пол. Что еще важнее, теперь она могла подниматься на ноги, не наступая при этом на собственную одежду.

Закончив с шитьем, она исследовала чулан с целью приготовить что-нибудь для их совместного ужина. Еды всегда было предостаточно, и, казалось, ничего на полках никогда не портилось. Молоко оставалось белым и свежим, хлеб - хрустящим, овощи - твердыми, а мясо - красным и заманчивым.

Белль не доверяла такой излишней магии и задавалась вопросом, позволит ли ей Румпельштильцхен сходить в город и купить все необходимое на рынке. Она также хотела встретиться с горожанами, чтобы поблагодарить их за подарки, так согревшие ее сердце.

Не доверяя чулану и его содержимому, Белль, тем не менее, устала делать блюда только из хлеба и сыра. Она не сомневалась, что по ее просьбе Румпельштильцхен наколдовал бы для нее богатейший пир из множества блюд, но это снова оказалось бы магией. Обманом.

Где ее границы? Глубоко в душе она чувствовала, что использование магии должно где-то заканчиваться, иначе она поглотила бы весь мир. Возможно, она уже поглотила ее мужа. Румпельштильцхен не столько жил в замке, сколько использовал его, словно вторую кожу; казалось, он думал о доступности свежей еды, света или огня не больше, чем Белль - о ходьбе или дыхании. По крайней мере, в его рабочей комнате она видела ножи и разделочные доски, пестик и ступку, книги и бутылки - инструменты для работы, которые часто были в употреблении и содержались в порядке.

Выходит, там, окруженный своими заклинаниями и зельями, он все-таки предпочитал использовать для дела собственные руки. Точно также поступила и Белль у себя на кухне, неуклюже порезав мясо и овощи, а затем бросив их в горшок с кипящей водой, добавив горсть различных трав и немного соли.

Она знала, что для полноценной стряпни этого было недостаточно, но те несколько самостоятельно приготовленных блюд, которые она делала когда-то под руководством настоящих поваров, были изысканными угощениями - небольшие пирожные и плетеные хлебцы. Она не смогла бы приготовить такое одна.

Ей придется выучиться новому ремеслу - как покупать, хранить, готовить и стряпать - если она не хочет питаться волшебной едой до конца своих дней. Удостоверившись, что горшок находился на наилучшем расстоянии от огня, Белль отправилась переодеваться в свое недавно переделанное платье. Она также ослабила лиф, чтобы при необходимости иметь свободу движений; теперь он был намного удобнее, чем в тех платьях, что были созданы только для того, чтобы подчеркнуть фигуру и придать вид истинной леди. Волосы она завязала в узел на затылке и заколола шпильками так, чтобы он более или менее мог там удержаться. Поскольку Румпельштильцхен не разрешил ей пользоваться зеркалом, она решила, что ему не следует жаловаться, если время от времени в своем внешнем виде она будет предпочитать красоте практичность.

Отмывая кухонный пол, она могла чувствовать запах из своего горшочка с тушеным мясом. Красавица начала от главных дверей, ведущих в замок, и почти добралась до дальней стороны большого стола, когда ее нашел Румпельштильцхен. При виде влажных плит, он остановился в дверном проеме, приподняв одну ногу над полом, как кот, оскорбленный чем-то липким.  Белль улыбнулась ему, откинувшись на пятки со щеткой в руке, а он осторожно, по самой кромке, пересек комнату, чтобы встать на сухом участке пола.

- Женщина, что ты творишь? - его голос звучал огорченно и смущенно.

- Мою пол, а на что еще это похоже? - Белль сдула с лица выбившиеся пряди волос.

- Похоже, моя жена считает себя служанкой, - нахмурился он,- вы не смогли найти себе более ....подходящее занятие?

- Более подходящее занятие не сделает пол чище, - ответила она, передвигая ведро дальше и наслаждаясь его недоумением.

- Я мог бы все вычистить за...

- Могли бы. Но вы этого не сделали, - перебила Белль терпеливо, но твердо.

- Не делали никогда, если я не ошибаюсь. А теперь я все делаю как положено, с помощью щетки и собственных рук. - Отскребая пол размеренными движениями, а потом вытирая камни тряпками, она чувствовала, как он наблюдает за ней.

- Понятно, - через какое-то время произнес он с очевидным пренебрежением.

- А котел? - Румпельштильцхен обошел по краешку результат ее трудов, чтобы проинспектировать булькающий горшок.

Она услышала, как он звякнул крышкой о край.

- Это кухня или прачечная? Не могу понять.

Белль состроила рожицу так, чтобы он не увидел, а потом поднялась на ноги. Ее спина ныла, колени покраснели, и она не позволит ему омрачить ее тихий триумф в победе над грязью. Но Белль готова была признать, что содержимое котелка не являло собой триумфа над тушеным мясом.

- У вас есть поваренная книга? Это могло бы помочь, - произнесла она.

Ошеломленный тем, что его острота не смогла ее рассердить, Румпельштильцхен замер, как статуя, нахмурив лоб и медленно моргая. Помимо бриджей он снова надел сверху только рубашку темно-красного цвета с землистым оттенком, который делал его непривычный внешний вид еще более странным, подчеркивая слабое золотистое мерцание кожи.

- Зачем ты это делаешь? - настойчиво спросил он, когда она подошла и стала рядом с ним возле огня.- Тебе совсем не нужно делать подобные вещи.

Она видела, что он и вправду не понимал, и подумала о его прялке - насколько он был спокоен, погруженный в работу, и казался почти удовлетворенным.

- Тогда, может мне следует помочь вам готовить яды? - Белль взяла его за руку, игриво покачивая ее из стороны в сторону.- Или, может, вы научите меня прясть золото из соломы? - она улыбнулась, заметив его удивленный взгляд.- Мне нужно чем-то занять себя, пока у нас не появятся дети, Румпельштильцхен.

Он издал какой-то странный звук и осторожно вынул свою руку из ее захвата.

- Делай то, что тебе нравится. Я не буду против, - заверил он слабым голосом.

Он избегал ее взгляда, как будто упоминание о детях смутило его.

- Ну, хотя бы постарайся совсем не стереть мой замок с лица земли, пока меня не будет, хорошо?

Он почти дошел до двери, когда Белль наконец поняла смысл сказанных им слов.

- Не будет?... - она поспешила вслед за ним, туфли скользили по мокрому камню.

- Но с нашей свадьбы не прошло и недели!

- У меня есть дела, которые не могут ждать, - сказал он, перешагивая сразу через две ступеньки, так что Белль с трудом поспевала за ним.

- Меня не будет два дня. Максимум три.

- Но... - Белль искала правильные слова, и не находила. Они вошли в мраморный зал.

"Но я буду тут совсем одна," - подумала она, и вдруг совершенно точно осознала, что ей будет не хватать именно его компании. Его доброты и переменчивого настроения....

- А что за дела?...

Румпельштильцхен взял свой кожаный плащ со стола и легким движением накинул его себе на плечи. Теперь он выглядел намного более отчужденным, суровым и даже, кажется, более жестоким. Лицо его тоже неуловимым образом изменилось. Увидев такую метаморфозу, Белль вспомнила, за кого она вышла замуж, и прикусила язык.

- Я собираюсь туда, где во мне нуждаются, - сказал он со странной и жутковатой улыбкой.- Любой, кто зовет меня, действительно очень нуждается в моей помощи. Вы должны знать это лучше, чем кто бы то ни было.

- Я...буду скучать по вам, - сказала она неуверенно.

Она будет скучать по своему нежному, заботливому мужу и его странным, печальным тайнам. Но Белль не будет скучать по этой страшной, жестокой маске, которую он одел на себя сейчас. Или по его магии, которая, казалось, подхлестывала его, заставляя действовать и заключать сделки. Он с трудом сдерживал себя, стараясь сохранять спокойствие. Белль едва могла узнать в нем того мужчину, который так нежно прикасался к ней прошлой ночью.

- Тогда, до встречи.

- Моя леди, - Румпельштильцхен коротко поклонился, исчезая в облаке фиолетового дыма.

Красавица осталась стоять на месте. Шок сменился противоречивыми эмоциями - она все-таки испытывала облегчение, что осталась одна. Но облегчение сменилось страхом - Белль никогда в своей жизни не была одна. Иметь свое личное пространство в виде комнаты - даже это было для нее в новинку. А теперь она была одна в огромном замке, полном магии и пыли. Насколько красавица могла представить, между ней и любой другой живой душой простирались многие мили заснеженного бездорожья.

С другой стороны, какая-то часть ее испытывала приятное волнение из-за сложившейся ситуации.  Это было настоящее приключение!
Правда, другая ее часть чувствовала себя скорее, как маленькая, испуганная девочка. Белль решила искать успокоение в тяжелой работе, также, как когда-то спасалась подобным же образом от страха перед грядущей войной с ограми. Правда, дома, она искала таким способом еще и компанию, общение, что было невозможно здесь. Но попытаться отвлечься хоть как-то все же стоило. Они не была глупой и понимала, что ее муж часто мог отсутствовать, и даже больше, чем два-три дня. И ей стоит привыкать к этому. Найти себе занятие.

Румпельштильцхен был прядильщиком, похитителем маленьких детей, он вмешивался в чужие дела, появляясь там, куда был призван, или просто предчувствуя интересную, выгодную сделку. Просто... просто Белль слишком легкомысленно забыла, кем и чем он был, и как это заканчивалось для тех, кто заключал с ним сделки. Со своей женой он был щедрым, и, если не полностью добрым, то хотя бы старался быть таким ради нее.

Поглощая в одиночестве жесткие кусочки тушеного мяса, Белль вспоминала ужас, отразившейся на лицах постояльцев гостиницы, когда те увидели их странную пару. Они-то не забыли, кто такой Румпельштильцхен, и с неприкрытым сочувствием глядели на его новую невесту. Красавица вспомнила шок и жалость, отразившиеся на лице хозяйки постоялого двора, когда та показывала ей комнату. Это было то, к чему стремился Румпельштильцхен - страх, отвращение. Он взращивал эти эмоции в людях, наслаждался ими. И только Белль он показал, что может быть другим. Что под жесткой, грубой чешуйчатой кожей скрывается что-то мягкое, даже ранимое.

Ощущение приключения продлилось всю ее первую ночь и на следующий день. Белль принимала пищу в неположенное время, пела, подметая полы, но порой едва не подпрыгивала от любых странных звуков. На второй вечер, ощутив одиночество и слишком устав, чтобы чем-то себя занять, Белль загрузила все, что нуждалось в стирке, отмокать в кухонную раковину и просидела у огня на кухне до тех пор, пока веки не отяжелели. Там ей больше нравилось находиться, чем сидеть в одиночестве в спальне, имея в качестве компании лишь замковые тени. Через какое-то время Белль перебралась в постель, но поспать ей удалось мало. Ее мучила тоска по дому и кошмары, заполнившие ее одиночество, как липкая смола.

Она проснулась перед рассветом, утомленная кошмарами и промокшая от пота.  Белль  лежала и размышляла над тем, чем может сейчас быть занят Румпельштильцхен там, во внешнем мире. На что на этот раз он обменяет свои услуги? Истории говорили, что это не обязательно должно быть чем-то дорогостоящим, но всегда - чем-то ценным для того, с кем он имеет дело. Ее отцу следовало подумать об этом, когда он писал Румпельштильцхену свое прошение о помощи в войне с ограми. Отца никогда особо не заботило золото, оно было скорее необходимо для безопасности и процветания их земель. Как и Белль, он считал золото не таким ценным, как зерно, лошади, фермерские угодья или морские богатства. Они предложили золото, потому что это было самое ценное, что было в провинции, но Румпельштильцхен не имел дел с провинциями, городами или королевствами. Он заключал свои сделки с одним-единственным человеком. Всегда. Отцу Белль следовало бы об этом помнить, и, возможно, тогда Румпельштильцхен не испытал бы искушения требовать от него в качестве платы то, что было самым дорогим для ее отца. Возможно.

Цена была слишком жестокой, а Румпельштильцхен перед их уходом не преминул насыпать как можно больше соли в открытую рану. Теперь же отец даже не знал, жива ли Белль, не говоря уже о том, что на самом деле муж относился к ней, как своей самой большой драгоценности. Тоска по отцу нахлынула на Белль в эти длинные пустые предрассветные часы. Она скучала по его доброй улыбке, большим, надежным рукам, по голосу, которым он говорил с ней. Она горько плакала в подушку, скорбя больше над тем, что ее отец потерял свою единственную дочь, чем над тем, что она - потеряла его. Немного успокоившись, Белль поплелась в ванну умыть заплаканное лицо. На улице тускло занималось зимнее утро.

Завтрак немного подбодрил ее, когда она достала из кипятка два яйца с жидкими желтками и идеально схватившимися нежными белками. Раньше она подсчитывала секунды в уме, стараясь вычислить нужное время. И теперь только с третий попытки ей удалось получить желаемый результат.  Эти вареные яйца, чай и тосты вновь напомнили ей о покинутом доме. Но острая боль отступила вместе с темнотой ночи, осталась только пронзительная грусть.  

Благодаря поискам за прошедшие дни в ванной были обнаружены медные чаны, стиральные доски и насос. Вместо мыла Белль решила использовать крем-мыло, которое было среди драгоценного содержимого ее корзины.

Было ясно, что нежный аромат и легкая, воздушная пена, создаваемая крем-мылом, были не для грубой стирки, но Белль нужна была чистая ночная сорочка, и это все, что она могла использовать.  Вряд ли она сошла бы за прачку, одежда была не слишком грязная, и от того легко отстиралась, но все же Белль почувствовала гордость за себя, вешая мокрую сорочку на огромную деревянную раму для сушки, стоявшую перед камином.  Руки онемели, замерзли и покраснели от долгого пребывания в холодной воде, поэтому она решила немного задержаться у камина и обсохнуть. Румпельштильцхен может вернуться сегодня, и, как подозревала красавица, раз он неодобрительно смотрел на ее мытье полов, то его уж точно не порадует уставший, неряшливый вид Белль в мокром рабочем платье. Ей стоит подняться на верх и переодеться, а затем повесить это платье сушиться вместе с выстиранными вещами.

Уставшая и все еще замерзшая, Белль почувствовала, что ноги ее почти не держат, когда она спускалась на первый этаж. Но, в тоже время, Белль была рада такой усталости, полагая это своеобразной наградой за тяжелую физическую работу и надеясь на то, что теперь ей удастся быстро провалиться в сон. Она ненадолго задержалась в большом зале, пытаясь согреться и попутно разглядывая коллекцию хозяина замка.

Ни один из экспонатов не показался Белль сокровищем, хотя некоторые из них как-то странно блестели.  Некоторые из них были просто отталкивающе ужасны, например, отрезанная мумифицированная рука, которая, как показалось Белль, двигалась, когда она поворачивалась к ней спиной. Или вот пара деревянных кукол на пьедестале застыла в немом ужасе, словно иллюстрация какого-то жуткого, леденящего кровь, момента. Белль никогда не подходила и не разглядывала их, такими неприятными были эти куклы. И вот теперь ужас ледяными мурашками пополз по коже, что заставило ее отойти как можно дальше от страшной пары. Их нарисованные глаза, казалось, преследовали ее, и Белль в иррациональном ужасе спряталась за занавесками.

Погода за окном была сумрачная, обещающая снегопад.  Белль взглянула на сад и подумала, что он наверняка будет прекрасным весной. Дальше виднелись горы; сейчас, в тусклом свете, они казались зловещими, но с приходом лета, наверное, засияют по-иному. Краем глаза она уловила движение, что-то живое в неподвижном непроторенном снегу. Кто-то появился у внешних ворот. Сердце Белль подпрыгнуло, сначала просто от вида хоть какой-то живой души, а потом от облегчения, что не придется проводить еще одну ночь в полном одиночества замке, когда ворота распахнулись, и ее муж прошел через них, держа еще несколько корзин. С громким смехом она пробежала через мраморный холл и, не в силах сдержаться даже на секунду, распахнула большие двери. Румпельштильцхен поднял взгляд от своей ноши и что-то закричал, но Белль без раздумий уже бежала к нему навстречу.

Она так и не услышала его слов.

Что-то дернуло ее тело вверх, будто рука невидимого великана, и швырнуло обратно в холл.  Белль ударилась о тяжелый стол так сильно, что он отъехал назад по мраморному полу, а она, с жутким треском ломающихся костей, приземлилась рядом с ним, слишком шокированная, чтобы ощутить боль, но в ужасе от того, что не силах сделать ни единого вдоха. Румпельштильцхен оказался перед ней, быстрее, чем позволил бы обычный бег; он почти успел перехватить ее перед тем, как она коснулась пола, но опоздал на долю секунды, и не смог смягчить удара о холодный мрамор.

- Белль, - выдохнул он, от страха и горя его лицо потемнело и стало почти серым.

- Не шевелись, ради Бога, только не шевелись.

Она не могла бы пошевелиться, даже если бы хотела... А затем, нехватка воздуха погрузила ее в спасительную тьму обморока, и Белль обмякла в его руках.